Красный кардинал. Елена Михалёва

ь нужно лишь Веру и её папеньку, который изо всех сил старался устроить будущее дочери наилучшим образом.

      Сама Варвара Воронцова с Верой Куракиной прежде общалась мало из-за разницы в возрасте: Варя училась в Смольном последний год, Куракина же, будучи младше, только теперь сменила голубое платье на белое. Оттого и не было поводов для зарождения дружбы между ними. «Голубые» институтки причиняли более всех хлопот. Они придумывали обидные прозвища младшим «кофейным» девочкам, подначивали старших «белых» воспитанниц и донимали классных дам всяческими глупостями. Но стоило им перейти на следующую ступень обучения, как несносный нрав улетучивался, словно испарившаяся в жару вода. У «белых» смолянок интерес был один – являть собой образец для подражания. А в идеале ещё и выпуститься с отличием, получив золотой шифр из рук самой императрицы. Верочка Куракина стремилась к тому всей душой. Чтобы не разочаровывать папеньку, судя по всему. Варвара Воронцова за честолюбие никого не осуждала, хоть сама ничего подобного не демонстрировала никогда.

      Отсюда и устроился бал, как по мановению волшебной палочки крёстной феи из сказки. Князь Куракин не пожалел средств и связей, чтобы собрать в своём доме под благовидным предлогом всю «золотую молодёжь» Петербурга не только из Смольного, но и из прочих институтов, университетов и военных училищ. Негласной звездою вечера обозначилась белокурая Верочка Куракина, но и прочие институтки были взволнованы не менее по дороге в дом князя.

      Варя сочла, что «дом» – это вопиющее преуменьшение, призванное обратить на себя внимание наиболее банальным образом. Особняк Куракиных, горделиво возвышавшийся на берегу полноводной Невы, следовало величать не иначе как дворцом. Помпезное небесно-голубое здание с белоснежными колоннами, ажурными барельефами, высокими окнами и золочёными статуями напоминало работу Растрелли или же искусную стилизацию под его труды.

      Дом князя раскинул свои громадные флигели по обе стороны от главного здания, будто крыльями стремился обнять мутноватую Неву. Река, напитанная обильными августовскими дождями, билась о закованные в гранит берега. К счастью, первое сентября смилостивилось ясной погодой. Осень дарила последние крохи тепла, обещая ласковое бабье лето, вслед за которым неизбежно настанет стылая петербургская хмарь. В том крылся ещё один повод для радости – девушкам позволили надеть летние бальные платья.

      Белыми лебёдушками они чувствовали себя, когда высыпали из подъехавших к дому Куракина экипажей. Их кипенные матовые платья с короткими рукавами выглядели совершенно одинаково: бальное декольте открывало шею и верхнюю часть груди спереди, а сзади – обнажало часть спины и нежных плеч. На руках у каждой красовались лайковые перчатки до середины локтя. Волосы были завиты и уложены в одинаковые причёски.

      Никаких лент, кружев или украшений девушкам не позволили. Исключение сделали лишь для вееров. По обыкновению, смолянки брали на балы одинаковые белые веера, но к Куракину им разрешили взять любой свой неяркий бальный веер приличного вида. Оттого теперь они и тихо хвастались друг перед другом, раскрывая веера как бы невзначай и улыбаясь.

      – Вы видели веер Софии Владимировны? На нём вышиты премиленькие колибри.

      – Charmant![1]

      – А у Додо на веере розовые пионы.

      – Не слишком ли ярко?

      – Pas du tout[2]. Они очень нежные.

      – А у вас что, Варвара Николаевна?

      Варя развернула свой бледно-голубой веер, демонстрируя вышитый перламутровыми нитками рисунок.

      – Пальмовые листья. – Она улыбнулась подругам. – Мне его из Парижа привезла тётя.

      – Прелесть.

      – Merci[3], – ответила Варя, отворачиваясь, чтобы получше рассмотреть дом Куракиных.

      Она сама от нечего делать ещё в дороге изучила веера подруг, поэтому весь этот обмен любезностями её мало волновал. У всех смолянок были примерно одинаковые веера: нежно-розовые или лимонно-жёлтые, изображавшие птиц и цветы и украшенные ажурным кружевом. Голубые оказались лишь у неё и у Эмилии Драйер. Но, в отличие от Вариного, на веере Эмилии Карловны красовались вышитые белым птичьи пёрышки. Ничего вопиюще-скандального или чрезмерно яркого.

      Классные дамы со свойственной им строгостью пресекли болтовню воспитанниц и, построив их парами, повели ко входу во дворец, где двое швейцаров в парадных ливреях из пламенно-красного сукна, расшитого золотыми галунами, распахнули перед ними тяжёлые створки дверей. Вид у обоих слуг был столь торжественный, словно принимали государя, а не юных институток. Впрочем, Варя сочла, что это сравнение недалеко от истины, ведь с ними прибыла и Вера Куракина, ради которой её папенька и расстарался.

      – Милости просим, дорогие дамы! Вас ожидают, пожалуйте! – поприветствовал один из швейцаров, а сам разулыбался наиболее тёплым образом. Он пошёл следом за девушками: – Проходите. Вот тут можно прихорошиться, а ежели нужно уединения, за той дверью у нас гардероб. Там для вас специально будуар устроили, милые барышни. Не стесняйтесь.

      Белые

1

Очаровательно! (фр.)

2

Вовсе нет (фр.).

3

Спасибо (фр.).