Пантера Людвига Опенгейма. Дмитрий Агалаков

тников – тощему рыжеусому кавалеру. – Пора получить долг!

      Себастьян, голову которого украшала фетровая шляпа с плюмажем, а правый глаз закрывала черная повязка, улыбнулся:

      – В каком образе вы предстанете перед ним, моя госпожа?

      Хищное и властное, лицо женщины было обращено к спящему городку.

      – Что ты знаешь об этом местечке, Себастьян? – ответила она вопросом на вопрос.

      – Только то, что родиться и умереть в таком захолустье – величайшее из наказаний, моя госпожа, – весело откликнулся одноглазый и рыжеусый слуга. – Лучше и вовсе не видеть белого света!

      В изломе бровей всадницы звучала гроза, но это не помешало ей снисходительно улыбнуться.

      – Мне известно куда больше. Тут столетиями живет легенда о страшном звере – большой черной кошке, которая наводила страх на глупых бюргеров. И вот это мне нравится! А тебе, мой старый друг? – вполоборота спросила она у ворона.

      Выглядевшая древней, птица, на одной из лапок которой не было когтя, заерзала у нее на плече. Переступая с ноги на ногу, ворон раскатисто проговорил:

      – Грррядет последняя жатва, моя госпожа!

      – Как это верно, – усмехнулась женщина заученной фразе. – Лучше и не скажешь!..

      У большого стола, заставленного носатыми ретортами, колбами и другими склянками, тесно переплетенными прозрачными трубками, суетился тощий седоволосый человек. Горевшие свечи в витой бронзе и масляные лампадки, разгонявшие ночной сумрак, потрескивая, помогали ему в работе. Кафтан пожилого человека, когда-то дорогой, нынче был затасканным, залатанным на рукавах, позолота с пряжек его стерлась, пуговицы облезли. Но как блестели глаза старика, когда он растворял порошки в жидкости, что тотчас превращались в шипящую пену!

      Другие столы в этой комнате, с наглухо затворенными окнами, были завалены книгами – сотни закладок торчали из них, зачитанных и распухших. Книги покоились и на стеллажах у стен. Там же поднимались буфеты с лабораторной посудой. Едкий запах пропитал здесь каждый пятачок, каждую страницу.

      – Кто тебя за дверью ждет? – бережно протирая большую колбу, напевал старый алхимик. – За тобой, как тень, идет? – Он поглядел на стекляшку через свет, прищурился. – Кто с тобою будет впредь? – Довольный, поставил колбу на стол. – Бог и дьявол, жизнь и смерть!

      Внизу три раза громыхнул дверной молоток. Затем еще – три. И еще. Лицо алхимика расплылось в улыбке – он ждал этого стука. Он отыскал глазами самый небольшой подсвечник – на три свечи, взял его и, оглянувшись на стол за своей спиной, пошел к дверям…

      Лишь этот стол казался необычным в данной обстановке – к нему, по ширине, с каждой стороны было прибито по длинной доске.

      Алхимик осторожно спустился по ступеням, подошел к дверям и спросил:

      – Кто?

      – Я, хозяин, – торопливо ответил за дверью грубоватый голос. – Открывайте же!

      Алхимик поставил подсвечник на полку. Вытащив из кармана старого кафтана ключ, отпер замок, затем отодвинул щеколду. На пороге стоял огромный детина с ношей – в мешке, перекинутом через его плечо, читалась фигура человека.

      – Это то, что я просил? – едва дверь была заперта изнутри, поинтересовался алхимик.

      Детина, по рябому лицу которого плавали отсветы трех свечей, кивнул:

      – Да, хозяин. Ее мачеха сказала, что она – девственница!

      – Идем же скорее, – просиял старый алхимик, и первый, держа в руке подсвечник, поспешил по скрипучей лестнице наверх.

      Вместе они вошли в лабораторию. Старик тотчас запер и эту дверь.

      – Да ты не придушил ее? – спросил он, с сомнением разглядывая неподвижную ношу.

      – Нет, хозяин, – уверенно откликнулся слуга, но на всякий случай тряхнул мешок. – Мачеха напоила ее сонным отваром – сказала, проспит часа полтора. А часа полтора уже прошло, пока я на муле ехал от той деревни.

      – А мачеха не проговорится? – нахмурившись, спросил у слуги алхимик.

      – Что вы, хозяин! Да ее в землю живьем закопают, узнай, что она продала падчерицу живодерам!

      – И то правда, – кивнул старик. – Да и десять золотых станут верной печатью на устах любого мошенника! А ее мачеха, думаю, та еще дрянь! – Он похлопал рукой по мешку. – Ну, покажи, покажи мне ее! Да не здесь же, болван! – Алхимик подтолкнул верзилу. – Неси ее на стол! Беда с тобой! Ох, беда!

      Детина пересек лабораторию и осторожно положил ношу на тот самый стол, к которому по ширине были прибиты две доски. Вытащил из-за пояса нож и, аккуратно зацепив широким лезвием материал, распорол его на ладонь. Затем, отложив оружие, запустил в разрез пальцы – и мешковина с сухим треском широко пошла в стороны…

      Улыбаясь, старик смотрел на лицо спящей девушки – простоватое, совсем юное.

      – Не будем терять времени понапрасну! – сказал он, и глаза его зловеще блеснули. – Начнем! – Он направился к столу с колбами, бросив через плечо: – Привяжи ее к доскам, да покрепче! И раздень – только до пояса!

      Во