Узники утлого челна. Николай Романецкий

возвели новый. Иначе – пусть аж и спустя полвека – вас встретят прежние, давно знакомые стены и окна.

      Вот и к особняку, перед которым стоял ныне Свет, за девять месяцев, минувших со времени последнего свидания, руки мастеров явно не прикасались, а потому домина ни капли не изменился – та же широкая беломраморная лестница, те же разноцветные петухи над теми же островерхими башенками. И двери те же.

      Но открыл их человек незнакомый – высоченный молодой парень лет семнадцати, не более; с буйной светлой шевелюрой, в зеленой ливрее добротного аглицкого сукна. Глаза, цветом не отличимые от ливреи – будто у женщины в зеленец, – внимательно ощупали Света. А ощупав, засияли улыбкой.

      – Чего изволите?

      – Здравы будьте, сударь! – Свет справился с гулко бьющимся сердцем и предъявил незнакомцу всю возможную приветливость. – Мне нужна княжна Снежана Нарышкина.

      Сияющая улыбка тем не менее погасла – парень тут же вспомнил о профессиональных обязанностях.

      – Не думаю, чтобы княжна сейчас кого-либо ждала…

      – Я из фонда помощи инвалидам Чухонской войны, – быстро сказал Свет. – Мы очень надеемся на пожертвование. В честь предстоящей помолвки княжны…

      Улыбка на лице слуги появилась вновь – профессиональные обязанности больше не конфликтовали с его симпатиями.

      – Хорошо, я доложу. Подождите немножко, здесь вам будет удобно. – Слуга кивнул на стулья, расположившиеся вдоль стены сеней, и скрылся в недрах особняка.

      «Нужны мне ваши симпатии, как собаке пятая нога, – подумал Свет и сел, подавив в себе желание положить ногу на ногу. – Не Остромировы ли это глаза, сей красавчик? Должен ведь быть соглядатай! Иначе Кудесник больше не Кудесник, а…»

      – Кто там пришел, Некрас? – донесся хорошо знакомый голос.

      Светово сердечко вновь заколотилось, аки вольная птица, супротив ее чаяний упрятанная в клетку.

      – Это к княжне Снежане, сударыня.

      Через пару секунд в сени выглянула сама княгиня Цветана, равнодушно окинула взглядом притулившегося на стуле Света.

      Тот немедленно вскочил и поклонился:

      – Я из фонда помощи инвалидам…

      Но княгиня Нарышкина уже исчезла – в отличие от слуги, у нее Свет никакого интереса не вызвал.

      Ждать пришлось недолго.

      Вскоре в сенях вновь появился Некрас. Опять улыбнулся, словно рублем одарил:

      – Княжна согласна принять вас. Прошу следовать за мной.

      Свет шел знакомыми коридорами, поднимался по знакомым лестницам, и сердце его стучало все громче и громче. Стук был не менее знакомым, чем окружающая обстановка.

      Интересно, в ее комнате все те же обои – цвета весенней травы?.. И живо ли желтое платье, одуванчик на лугу?.. Или будущая княгиня Кабанова постаралась уничтожить все, что могло бы напомнить ей о случившемся в прошлое лето?..

      Обои оказались иными – ибо Некрас привел Света вовсе не в Снежанину комнату. Судя по меблировке, это был кабинет: монументальный письменный стол из мореного дуба, покрытый темно-синим сукном, слева не менее монументальные ореховые шкафы с застекленными дверцами, справа, вдоль стены – ореховые же стулья с обивкой в черно-белую полоску, на стене промеж окон морской пейзаж в изящной раме красного дерева.

      Кажись, кисти Надея Березняка, «Вечер на Чухонском заливе»…

      И платье на княжне оказалось другое – строгое, закрытое, из серого файдешина. Но сама она была все той же, летошней. Вот только в руках держала вещь, с которой Свет ее ввек не видел, – развернутую газету.

      «Не «Куранты» ли?» – подумал он, обмирая.

      – Вы свободны, Некрас!

      Слуга вышел.

      Снежана свернула газету:

      – Присаживайтесь.

      Свет сел на ближайший стул.

      – Я слушаю вас.

      – Э-э… – У Света вдруг перехватило горло, и он, не удержавшись, закашлялся.

      Княжна терпеливо ждала.

      Нет, все-таки она тоже стала другой. В прошлом лете не было в ее прекрасных глазах, в самой их глубине, этой затаенной безграничной печали, свойственной скорее побитой невзгодами женщине, пережившей, к примеру, смерть собственного ребенка.

      Впрочем, разве утрата возлюбленного не сродни потере ребенка? Кто знает, что пережила эта девица за минувшие с их последней встречи месяцы!

      – Так чего желает от меня ваш фонд? Сколь великая ему требуется сумма? И, кстати, хотелось бы узнать о ваших полномочиях…

      – Я не из фонда, сударыня, – решившись, быстро сказал Свет. – Я к вам от чародея Смороды.

      Княжна приглушенно вскрикнула, и прозвучало в этом вскрике нечто такое, от чего сердце Света едва не выпрыгнуло наружу.

      Зашуршала сминаемая в кулачке газетная бумага.

      – Но ведь!.. Но ведь чародей Сморода… умер! – Княжна с трудом выговорила