Наш необъятный океан. Штефани Сантер

лопая каждой по столу. Все первые полосы практически одинаковы. И каждый заголовок кричит о том, что я натворил.

      – Прекрасная была идея, верно?

      Я вскидываю брови и ухмыляюсь. А вот Льюису не смешно. Он разворачивает ноутбук, чтобы я мог видеть экран.

      – Твою мать, Эзра! Это же кошмар! – чертыхается он и кивком головы призывает прочесть то, что написано мелким шрифтом.

      Я вздыхаю.

      – А ты не мог бы зачитать вслух?

      Будь это в его силах, возможно, Льюис сейчас уничтожил бы меня взглядом… впрочем, нет, он слишком меня ценит. Однако я все же не выдерживаю напора, отдираю себя от мягкого офисного кресла и, морща лоб, читаю PDF-документ, в котором едва ли не каждое предложение начинается с перечисления статей кодекса.

      – Что это?

      – Твой конец, парень. Причем полный и бесповоротный.

      – Мне объяснят хоть что-нибудь? Или лучше сразу звонить в преисподнюю, предупредить, что ты меня снова к ним отправляешь?

      Я склоняю голову вбок, внезапно обнаружив, что, как ни странно, нервничаю. И продолжаю выворачивать шею, пока не слышу треск в позвонках.

      Льюис бессильно закатывает глаза. Видно, что он старается сдерживаться, и все равно уже в следующую секунду окончательно теряет терпение.

      – На тебя подают иск – ты уничтожил одно из самых знаменитых в мире граффити, идиот!

      Красные пятна выступают из-под воротника его рубашки, поднимаются все выше и выше…

      – Ну, строго говоря, само граффити никуда не исчезло. Я просто замазал его белой краской.

      – Маешься дурью со скуки, вот и приходят в голову всякие бредовые идеи!

      Красные пятна доползли до щек, блестящих от крема после бритья. То есть мне кажется, что это крем после бритья – резкий запах шибает в ноздри всякий раз, когда Льюис прерывает разговор и начинает обалдело трясти головой.

      Я пожимаю плечами.

      – Это же мой мурал. Я его создал, я его и закрасил. Что тут плохого?

      Сюжет граффити был дурацкий – по сути, проба пера; теперь я уже не рисую в таком стиле. Песочные часы, в верхней колбе несколько целых сердец, а в нижней – несметное количество разбитых на две части.

      Сперва никто не понял, что вообще произошло. Пресса некоторое время спекулировала:

      Неужели Эзра Афзал исчезнет с холстов?

      Тик-так – время Эзры Афзала истекло? Рассеялся как призрак. Призрак из мира искусства…

      Есть ли враги у Пикассо с аэрозольным баллончиком?

      Несколько дней я смеялся над абсурдными заголовками, а потом сам опубликовал фото: стена, освещенная уличными фонарями, и на ней тень от ведра с краской. А дальше короткое видео, снятое Олив: как я дома мою руки, после того как закрасил мурала. Крупным планом пальцы в мыльной пене; предательские белые капли стекают в сливное отверстие. И хештег: #этонея.

      А после воцарился хаос. Мои картины и репродукции выросли в цене вдвое. Как всегда – люди непременно хотят приобрести что-то, если поверили, что вскоре это будет невозможно. Те, у кого сохранились фото мурала, теперь постят его с псевдофилософскими цитатами. Само по себе уже хорошая реклама. Понятия не имею, чем Льюис недоволен.

      – Что тут плохого? А то, что граффити было на стене главного офиса «Статуса». Ты испортил их чертову стену!

      – Э‐э… ну вообще-то я уже испортил ее пару лет назад. И никого это тогда не напрягало.

      Я преувеличенно невинно хлопаю глазами. Провоцировать Льюиса – единственное, что я могу сейчас делать, чтобы хоть чуть-чуть развлечься.

      – Какого хрена, Эзра? Тебе известно не хуже моего, что каждый турист и вообще любой приезжий специально идет к зданию, чтобы сфотографироваться на фоне мурала. А прямо над ним висит логотип «Статуса». И на каждом селфи люди видят название журнала. Вот за что они хотят привлечь нас к суду. За уничтожение рекламы, а следовательно, упущенную выгоду. И, само собой, за то, что твоя «прекрасная идея» – он рисует в сгустившемся воздухе кавычки – не что иное, как вандализм!

      – Они могут выиграть дело?

      – С юридической точки зрения в подобных случаях решение обычно принимают в пользу владельцев недвижимости. Но мы ведь не хотим, чтобы дошло до суда, верно?

      – Так напиши им письмо от моего имени. Что мне очень жаль и все такое.

      На самом деле мне не жаль. Однако я все равно ничего не могу изменить.

      – Эзра, ты понимаешь, что мы имеем дело с офигенным концерном?

      – Отсюда следует, что извинений недостаточно?

      Я по-прежнему нахожу забавным, что из моего проступка раздули такую драму. И если «Статус» из-за пары исчезнувших сердечек сразу посылает адвокатов, я, честно говоря, рад, что больше не делаю им рекламу.

      – О да, «простите меня, я дурак, больше это не повторится» в любом случае часть плана. Само собой, ты должен явиться к ним лично и, если потребуется, встать на колени. Мы оба знаем, что судебный иск и шум, который