Девочка из города. Любовь Воронкова

е.

      Однажды в сумерки, когда тень от старой берёзы протянулась до самой житницы, в избу к Шалихиным постучались.

      Рыжеватая проворная девочка Таиска бросилась к боковому окну, уткнулась носом в проталину, и обе её косички весело задрались кверху.

      – Две тётеньки! – закричала она. – Одна молодая, в шарфе! А другая совсем старушка, с палочкой! И ещё… глядите – девчонка!

      Груша, старшая Таискина сестра, отложила чулок, который вязала, и тоже подошла к окну.

      – И правда девчонка. В синем капоре…

      – Так идите же откройте, – сказала мать. – Чего ждёте-то?

      Груша толкнула Таиску:

      – Ступай, что же ты! Всё старшие должны?

      Таиска побежала открывать дверь. Люди вошли, и в избе запахло снегом и морозом.

      Пока мать разговаривала с женщинами, пока спрашивала, откуда они, да куда идут, да где немцы и где фронт, Груша и Таиска разглядывали девочку.

      – Гляди-ка, в ботиках!

      – А чулок рваный!

      – Гляди, в сумку свою как вцепилась, даже пальцы не разжимает. Чего у ней там?

      – А ты спроси.

      – А ты сама спроси.

      В это время явился с улицы Романок. Мороз надрал ему щёки. Красный, как помидор, он остановился против чужой девочки и вытаращил на неё глаза. Даже ноги обмести забыл.

      А девочка в синем капоре неподвижно сидела на краешке лавки.

      Правой рукой она прижимала к груди жёлтую сумочку, висевшую через плечо. Она молча глядела куда-то в стену и словно ничего не видела и не слышала.

      Мать налила беженкам горячей похлёбки, отрезала по куску хлеба.

      – Ох, да и горемыки же! – вздохнула она. – И самим нелегко, и ребёнок мается… Это дочка ваша?

      – Нет, – ответила женщина, – чужая.

      – На одной улице жили, – добавила старуха.

      Мать удивилась:

      – Чужая? А где же родные-то твои, девочка?

      Девочка мрачно поглядела на неё и ничего не ответила.

      – У неё никого нет, – шепнула женщина, – вся семья погибла: отец – на фронте, а мать и братишка – здесь. Убиты…

      Мать глядела на девочку и опомниться не могла.

      Она глядела на ее лёгонькое пальто, которое, наверно, насквозь продувает ветер, на её рваные чулки, на тонкую шею, жалобно белеющую из-под синего капора…

      Убиты. Все убиты! А девчонка жива. И одна-то она на целом свете!

      Мать подошла к девочке.

      – Как тебя зовут, дочка? – ласково спросила она.

      – Валя, – безучастно ответила девочка.

      – Валя… Валентина… – задумчиво повторила мать. – Валентинка…

      Увидев, что женщины взялись за котомки, она остановила их:

      – Оставайтесь-ка вы ночевать сегодня. На дворе уже поздно, да и позёмка пошла – ишь как заметает! А утречком отправитесь.

      Женщины остались. Мать постелила усталым людям постели. Девочке она устроила постель на тёплой лежанке – пусть погреется хорошенько. Девочка разделась, сняла свой синий капор, ткнулась в подушку, и сон тотчас одолел её. Так что, когда вечером пришёл домой дед, его всегдашнее место на лежанке было занято, и в эту ночь ему пришлось улечься на сундуке.

      После ужина все угомонились очень скоро. Только мать ворочалась на своей постели и никак не могла уснуть.

      Ночью она встала, зажгла маленькую синюю лампочку и тихонько подошла к лежанке. Слабый свет лампы озарил нежное, чуть разгоревшееся лицо девочки, большие пушистые ресницы, тёмные с каштановым отливом волосы, разметавшиеся по цветастой подушке.

      – Сиротинка ты бедная! – вздохнула мать. – Только глаза на свет открыла, а уж сколько горя на тебя навалилось! На такую-то маленькую!..

      Долго стояла возле девочки мать и всё думала о чём-то. Взяла с пола её ботики, поглядела – худые, промокшие. Завтра эта девчушка наденет их и опять пойдёт куда-то… А куда?

      Рано-рано, когда чуть забрезжило в окнах, мать встала и затопила печку. Дед поднялся тоже: он не любил долго лежать. В избе было тихо, только слышалось сонное дыхание да Романок посапывал на печке. В этой тишине при свете маленькой лампы мать тихонько разговаривала с дедом.

      – Давай возьмём девочку, отец, – сказала она. – Уж очень её жалко!

      Дед отложил валенок, который чинил, поднял голову и задумчиво поглядел на мать.

      – Взять девочку?.. Ладно ли будет? – ответил он. – Мы деревенские, а она из города.

      – А не всё ли равно, отец? И в городе люди, и в деревне люди. Ведь она сиротинка! Нашей Таиске подружка будет. На будущую зиму вместе в школу пойдут…

      Дед подошёл, посмотрел на девочку:

      – Ну что же… Гляди. Тебе виднее. Давай хоть и возьмём. Только смотри, сама потом не заплачь с нею!

      – Э!.. Авось да не заплачу.

      Вскоре поднялись и беженки и стали собираться в путь. Но когда они хотели