Наизнанку. Чувства. Евдокия Гуляева

д – никто не должен догадаться.

      Пусть все видят только созданную тобой картинку.

      Обмани их всех. Это же так легко! А заодно себя…

      Не думай о том, что лишит уверенности и сразу же собьёт тебя с ног.

      Весь день сохраняй этот образ, и тогда ты сможешь протянуть до вечера.

      «Не реви», – из раза в раз повторять себе, слыша, как от слёз клокочет собственный голос.

      Улыбайся! Смейся! Веди непринуждённые беседы с девочками в комнате обслуживающего персонала, говори с ними обо всём на свете, кроме себя. О себе не надо. Спрашивай о них и их жизни. Люди это любят, ведь, по сути, никому ни до кого нет дела.

      Спи. Ешь. Не вспоминай совсем. Живи на автомате. Кому, как ни тебе знать, что это единственный способ не начать жалеть себя и не рухнуть прямо на десятках пар любопытных глаз, уткнувшись головой в руки.

      Никто не должен знать, что твоё сердце буквально вывернули наизнанку, но самое главное – ты сама должна об этом забыть! Хотя бы ещё на один день. А вечером…

      Ты придёшь домой, снимешь все свои тяжеленные «доспехи», так хорошо защищавшие тебя днём; умоешься и, наконец, вместе с проточной водой в слив отправятся следы твоей напускной сдержанности.

      ***

      Всё так, как описала. Изо дня в день.

      Я возвращаюсь, только уже не в огромный дом Хейтса, а в чужую маленькую квартирку. Скидываю с уставших ног истоптанные, но очень удобные кеды, бережно кладу на столик у входа вверенную мне связку ключей, и прохожу в скромную по всем меркам ванную, где едва помещаюсь.

      Закрываю за собой дверь, и оставляю себя на растерзание собственных мыслей.

      Вот тут-то меня и накрывает отчаяньем – из горла рвётся обида и выливается слезами.

      Опускаюсь на холодный кафельный пол, и утыкаюсь носом в колени. Сотрясаюсь в рыданиях, но в чувство приводит звук поворота ключа в замке открывающейся входной двери. И я сразу замолкаю, как будто меня застукали за чем-то постыдным.

      По-детски размазываю по лицу слёзы, прислушиваясь к шагам снаружи, то приближающимся, то удаляющимся; деликатный стук в дверь ванной и:

      – Ина, ты дома?

      Это вернулась Терри Рид.

      Я ничего не отвечаю – тяжело вздыхаю и осторожно поднимаюсь на ноги, стараясь не свалить с неудобной полки множество вкусно пахнущих, бюджетных пузырьков шампуня. Сполоснув лицо холодной водой, выхожу и замираю в узеньком проходе на крохотную кухоньку.

      Пальцы дрожат. Секунду рассматриваю их, потом прячу руки за спину и, наконец, решаюсь посмотреть на подругу – надеюсь, Терри не заметит.

      Несколько мгновений тишины, пока её испытующий взгляд задерживается на мне; а потом она, выразительно хмыкнув (или непристойно выругавшись себе под нос), отворачивается к холодильнику, открывает его дверцу и с дельным видом вынимает оттуда продукты для сэндвича. Сооружает два с тунцом, салатом и помидорами, один из которых протягивает мне.

      Кидает на меня короткий вопросительный взгляд:

      – Ну что, истерики не будет?

      Я закатываю глаза:

      – Похоже, откладывается.

      – Досадно. Я-то уже настроилась успокаивать!

      – В другой раз, – честно отвечаю я, надеясь, что тема закрыта. По крайней мере до завтра.

      Она задумчиво смотрит на меня:

      – Выглядишь уже лучше. Ты суп ела?

      – Да, очень вкусно. – Я пожимаю плечами. – Как всегда.

      – С чем он?

      – Что ты имеешь в виду? – Отвечаю я как можно более безразличным тоном. Кажется, у меня получается. – Почему ты спрашиваешь?

      – Ты прекрасно понимаешь, о чём я, Катерина Уилсон! – Произносит строго и немного официально – как будто она сильно старше своих лет. – Ты опять весь день ничего не ела!

      Я открываю рот, чтобы ответить, но тут же виновато поджимаю губы – слишком грозно смотрят её глаза.

      Понимаю, что Терри от меня не отстанет, пока не получит подробный отчёт за день. Ладно, у неё имелись на это все права.

      Смысла врать нет.

      Вот уже две недели, как я жила в её малогабаритной квартире, которая, пожалуй, и для одного-то мала; с единственным диваном, на котором мы спали с ней вдвоём. Смешно, конечно, но мой скромный по размерам, старенький чемодан занимал здесь всё свободное пространство, и казался мне просто огромным.

      Теперь всё своё время я проводила с Терри.

      Но в том и заключалась моя главная проблема – ни зарыдать, ни заорать, ни сдохнуть по-людски!

      Хотя, пора бы уже привыкнуть.

      Честно говоря, это было нетрудно. Иногда человеку жизненно необходимо раствориться в чьей-то заботе: чтобы кто-то поправил тебе одеяло или накрыл дополнительно пледом; подал горячую чашку мёрзлым пальцам; даже просто устроил нагоняй из-за несъеденного супа.

      Я смогла вышвырнуть из своего сердца Хантера Хейтса, вот только уехать из Карлайла оказалось не так просто.

      Тогда,