Лесной Колобок – Колючий Бок. Виталий Бианки

однять Колобок – и наткнись на что-то колючее. Старуха: «Ой!» – а Колобок вскочил на коротенькие ножки и покатил по дорожке.

      Катится Колобок по дорожке, – навстречу ему Волк.

      – Колобок, Колобок, я тебя съем!

      – Не ешь меня, Серый Волк, я тебе песенку спою:

      Я лесной Колобок – Колючий Бок!

      Я по коробу не скребён,

      По сусеку не метён,

      На сметане не мешён.

      Я под кустиком рос,

      Весь колючками оброс,

      Я на ощупь нехорош,

      Меня голыми руками не возьмёшь!

      Я от дедушки ушёл,

      Я от бабушки ушёл,

      От тебя, Волк, подавно уйду!

      Волк рассердился, – хвать его лапой. Колючки в лапу впились Волку, – ой, больно! А Колобок подскочил и покатился по дорожке, только его Волк и видел!

      Катится Колобок, – навстречу ему Медведь.

      – Колобок, Колобок, я тебя съем!

      – Где тебе, косолапому, съесть меня!

      Я лесной Колобок – Колючий Бок!

      Я по коробу не скребён,

      По сусеку не метён,

      На сметане не мешён.

      Я под кустиком рос,

      Весь колючками оброс,

      Я на вкус нехорош,

      Меня в рот не возьмёшь!

      Я от дедушки ушёл,

      Я от бабушки ушёл,

      Я от Волка ушёл,

      От тебя, Медведь, подавно уйду!

      Медведь разозлился, хотел его в пасть схватить, губы наколол, – ой, больно! А Колобок опять покатился, – только Медведь его и видел!

      Катится Колобок, – навстречу ему Лиса.

      – Колобок, Колобок, куда катишься?

      – Качусь по дорожке.

      – Колобок, Колобок, спой мне песенку!

      Колобок и запел:

      – Я лесной Колобок – Колючий Бок!

      Я по коробу не скребён,

      По сусеку не метён,

      На сметане не мешён.

      Я под кустиком рос,

      Весь колючками оброс,

      Я кругом нехорош,

      Как меня ты возьмёшь?

      Я от дедушки ушёл,

      Я от бабушки ушёл,

      Я от Медведя ушёл,

      От тебя, Лиса, не хитро уйти!

      И только было покатился по дорожке, – Лиса его тихонечко, одними коготками толк в канаву! Колобок – плюх! – в воду. Мигом развернулся, заработал лапками, – поплыл. Тут все и увидели, что это совсем не Колобок, а настоящий лесной ёж.

      Чей нос лучше?

      Мухолов-Тонконос сидел на ветке и смотрел по сторонам. Как только полетит мимо муха или бабочка, он сейчас же погонится за ней, поймает и проглотит. Потом опять сидит на ветке и опять ждёт, высматривает. Увидал поблизости Дубоноса и стал жаловаться ему на своё горькое житьё.

      – Очень уж мне утомительно, – говорит, – пропитание себе добывать. Целый день трудишься-трудишься, ни отдыха, ни покоя не знаешь, а всё впроголодь живёшь. Сам подумай: сколько мошек надо поймать, чтобы сытым быть. А зёрнышки клевать я не могу: нос у меня слишком тонок.

      – Да, твой нос никуда не годится, – сказал Дубонос. – То ли дело мой! Я им вишнёвую косточку, как скорлупу, раскусываю. Сидишь на месте и клюёшь ягоды. Вот бы тебе такой нос.

      Услыхал его Клёст-Крестонос и говорит:

      – У тебя, Дубонос, совсем простой нос, как у Воробья, только потолще. Вот посмотри, какой у меня замысловатый нос! Я им круглый год семечки из шишек вылущиваю. Вот так.

      Клёст ловко поддел кривым носом чешуйку еловой шишки и достал семечко.

      – Верно, – сказал Мухолов, – твой нос хитрей устроен!

      – Ничего вы не понимаете в носах! – прохрипел из болота Бекас-Долгонос. – Хороший нос должен быть прямой и длинный, чтоб им козявок из тины доставать удобно было. Поглядите на мой нос!

      Посмотрели птицы вниз, а там из камыша торчит нос длинный, как карандаш, и тонкий, как спичка.

      – Ах, – сказал Мухолов, – вот бы мне такой нос!

      – Постой! – запищали в один голос два брата-кулика – Шилонос и Кроншнеп-Серпонос. – Ты ещё наших носов не видал!

      Поглядел Мухолов и увидал перед собой два замечательных носа: один смотрит вверх, другой – вниз, и оба тонкие, как иголка.

      – Мой нос для того вверх смотрит, – сказал Шилонос, – чтоб им в воде всякую мелкую живность поддевать.

      – А мой нос для того вниз смотрит, – сказал Кроншнеп-Серпонос, –