Удавка для бессмертных. Нина Васина

Читать онлайн.
Название Удавка для бессмертных
Автор произведения Нина Васина
Жанр Полицейские детективы
Серия Следствие ведет Ева Курганова
Издательство Полицейские детективы
Год выпуска 2000
isbn 5-04-009254-7



Скачать книгу

нщину и поссорился с мужчиной»

      Часть I

      Мужчины: классификация видов, способы приручения, содержания и употребления, или Игры в прятки со смертью в период долларизации всей страны

      …дело упрощается в том смысле, что женщины существуют только двух видов. Их классификация не требует особых исследований, подбора терминов и условного определения. Поэтому в отношении мужчин, разнообразие которых говорит как о высокой организованности, так и о примитивном начале, можно применить простейший способ классификации. Для удобства и привлечения воображения тех женщин, которые относятся к Утешительницам (Плакальщицы более игривы и самостоятельны в своих фантазиях), обратимся к миру животных и начнем с особей благородных, но слабых.

      К примеру, Бык

      Лето 1984

      Я перевожу solace, pleasure и comfort как удовольствие. Женщину, обремененную в рукописях такими определениями, смело называю «получающей удовольствие». Ким требует конкретики, одного слова, он терзает меня по телефону больше часа, к одиннадцати вечера я сдаюсь, потому что под ложечкой начинает подсасывать: я жду Су. Я соглашаюсь поменять «удовольствие» на «утеху» и выдавливаю из себя благодарственное бормотание. Скрепя сердце я черкаю на листке сначала одной линией, потом раздраженно замазываю «получающую удовольствие», пока бумага не продирается насквозь, и пишу сверху этой дыры… «Думайте, милочка. Это же естественное слово, оно такое русское, такое родное». Ладно. Сomforter или concoler будет утешительница. Вместо поздравления – в трубке вздох облегчения. Но второе определение не идет. Я почти жалею, что согласилась переводить этот бред. На том конце телефонного провода натужно и нервно дышит в трубку восьмидесятитрехлетнее тело, в судорогах бессонницы проклиная нерадивую ученицу.

      – Ким, я тебе утром скажу.

      – Вы счастливы, имея возможность определять свое творчество принадлежностью к времени или погоде!

      Мне некогда вдумываться в его иезуитский бред, я вздыхаю и говорю, что просто жду человека. Он тут же обыгрывает мое раздражение и заводит разговор минут на десять о том, почему неизвестный нам автор так примитивно разделил женщин всего на две категории. «Одну из них мы выстраданно перевели, а вот вторая вам пока не дается».

      – Ким, я, правда, нервничаю. Я ждущая Утешительница.

      – Побойтесь бога! – кричит он в трубку, – You a cheat!

      Нашел плутовку! Бросил трубку без затяжной церемонии прощания. Я подхожу к окну и смотрю в теплую ночь. Далекие цепочки огней с нанизанными кое-где светящимися высотками. Weeping cheat… – to mourn… Плутовка-плакса, плачущая бестия. Пять минут первого. Ключ в замке. Она пришла.

      – На улице идет маленький дождь. Я принесла молоко. Что ты переводишь? Это Ким дал? Поедешь со мной, у меня встреча? Кто это – Утешительница? – Су садится у стола и не собирается снимать плащ.

      – Та, кто помогает получать удовольствие. А как ты назовешь одним словом плутовку, которая плачет по ком-то?

      – С помогающей получать удовольствие переведено не очень верно. Чересчур прилично получается. Утешительница – это что-то строгое, набожное.

      – Ким так хотел. Он выдавил из меня это слово.

      – Плакальщица.

      – Что?

      – Плутовка, которая по ком-то плачет, – Плакальщица. Нанятая рыдать у могилы.

      Пока я, бессмысленно таращась в пространство, соображаю, почему это я не «получающая удовольствия» – по Киму, – а «рыдающая у чьей-то могилы плутовка», Су монотонно развивает тему, кроша в вазочке тончайший сухарик черного хлеба. Я перебиваю ее:

      – А к какой категории ты бы причислила меня?

      Су смотрит оценивающе, качает головой, словно не соглашаясь с навязанными условиями игры, и интересуется:

      – А еще кто есть?

      – Больше никого. Женщины по Кумусу делятся только на две категории, – я киваю на листы возле пишущей машинки.

      – Когда он жил, этот Кумус?

      – Ким сказал, что Кумус вечен, а книга его по фактуре бумаги, способу обработки кожи и архаичности языка относится приблизительно к семнадцатому веку.

      – Ты, конечно, не Утешительница, это понятно, – Су оценивающе оглядывает меня и чуть улыбается. Я поплотнее заворачиваюсь в халат. – Но насчет Плакальщицы – не знаю, не знаю. Пойдем со мной.

      – Не пойду.

      – Пойдем, ну пожалуйста. Ты должна его увидеть.

      – Покажи, что у тебя в сумочке.

      Су вздыхает, опускает длиннющие ресницы и почти с наивным удивлением вытаскивает из сумочки пистолет.

      – Мать, ты совсем опухла от пьянства? – Я смотрю на оружие с каким-то мазохистским удовлетворением, честно говоря, мне не понравились ее расширенные зрачки, я надеялась всего лишь на легкий наркотик. – Ну и как ты это объяснишь?

      – Необходимостью самообороны.

      – С чего бы?

      – У меня в квартире поставили микрофоны. Я точно знаю когда. Когда Дални приехал