Сталь и камень. Сильвана Дж. Санчес

      И, взирая на нас, серафимы небес

      Той любви нам простить не могли.

      Оттого и случилось когда-то давно,

      В королевстве приморской земли, —

      С неба ветер повеял холодный из туч,

      Он повеял на Аннабель Ли;

      И родные толпой многознатной сошлись

      И ее от меня унесли,

      Чтоб навеки ее положить в саркофаг,

      В королевстве приморской земли.

      Половины такого блаженства узнать

      Серафимы в раю не могли, —

      Оттого и случилось (как ведомо всем

      В королевстве приморской земли), —

      Ветер ночью повеял холодный из туч

      И убил мою Аннабель Ли.

      Но, любя, мы любили сильней и полней

      Тех, что старости бремя несли, —

      Тех, что мудростью нас превзошли, —

      И ни ангелы неба, ни демоны тьмы,

      Разлучить никогда не могли,

      Не могли разлучить мою душу с душой

      Обольстительной Аннабель Ли.

      И всегда луч луны навевает мне сны

      О пленительной Аннабель Ли:

      И зажжется ль звезда, вижу очи всегда

      Обольстительной Аннабель Ли;

      И в мерцанье ночей я все с ней, я все с ней,

      С незабвенной – с невестой – с любовью моей —

      Рядом с ней распростерт я вдали,

      В саркофаге приморской земли[1].

Эдгар Аллан По «Аннабель Ли»

      1. Аврора Стоунволл

      «Я не должна падать духом, даже если призову саму смерть». Голос храбрости сначала едва слышен в моем разуме, а потом обрушивается на меня, словно бурные волны на крепостные стены, словно разъяренный зверь, от чьего рыка грозная Каменная крепость содрогается до самого основания. Оглушительные раскаты грома терзают мою решимость, но я крепко держу пергамент дрожащими руками, не обращая внимания на жуткий страх, бегущий по венам.

      Мое опустошенное королевство требует величайшего подвига от своей скорбящей принцессы. Те немногие, кто оправился после болезни, остались в живых лишь благодаря проблеску надежды в душе. Уже долгие месяцы Стоунволл беднел, поддерживаемый лишь казной королевства Стилборн. Бесплодная земля еще может дать плоды, но разбитое сердце не так легко спасти.

      Я сделала выбор. Собравшись с духом, я зачитываю последние слова: «Великий и могучий Темный Лорд Подземного царства, я смиренно взываю к тебе!»

      Теперь моя судьба решена. Да помогут мне боги.

      Мятый пергамент выскальзывает из моих пальцев, и ледяной вихрь, ворвавшийся в безмолвный зал, уносит его прочь. Ужас ползет по моему затылку. Я стискиваю зубы и готовлюсь к неизвестному. Делаю глубокий вдох. Сердце бешено бьется в груди, и желудок сводит от ожидания.

      – Аврора? – дрожащим шепотом произносит Малис. Сомнение и тревога терзают ее, ведь это она дала мне пергамент с заклинанием.

      Я тихо шикаю на нее. Мой взгляд падает на босые ноги и скользит по золотым прожилкам на бледном мраморе, залитом лунным светом. Семь свечей ярко горят в канделябрах, пылинки дрожат над пламенем, словно крошечные драгоценные камни. Несколько тернистых роз лежат возле простой деревянной миски со спелыми гранатами и кубком «Кровавой Луны» – лучшего вина в пяти королевствах.

      Вот мое подношение Аиду.

      Когда пламя первой свечи начинает мерцать, от благоговейного ужаса по моей коже бегут мурашки. Огонь дрожит, словно танцуя под древнюю мелодию. Вторая свеча ослепительно вспыхивает, заставляя меня застыть на месте. Я замираю, словно от беззвучного заклинания, не в силах пошевелиться или заговорить. Одна за другой свечи гаснут, и зал погружается во тьму.

      Я вздрагиваю, почувствовав, как зловещая атмосфера сгущается вокруг. Как темный бог сообщит о своем появлении? У богов свои секреты, и у меня тоже. Кто выдаст свои первым?

      – Аврора, мне это не нравится, – выдыхает Малис, скрестив руки и пятясь в угол. – Нам нужно остановиться.

      Ее предложение заставляет меня напрячься. Мне так нелегко далось это решение. Я не могла отказаться от единственного шанса исправить столько ошибок.

      Я открываю рот, чтобы возразить, но слова угасают от звука чужого голоса, глубокого и бархатистого, словно горячий мед.

      – Ох, не останавливайся, – мурлычет он, и холодный воздух касается моего затылка.

      С его появлением зал заполняет ощущение чего-то потустороннего. У меня перехватывает дух. Я слишком боюсь пошевелиться, слишком очарована словами незнакомца, а он продолжает, и в его словах слышится все тот же мрачный восторг:

      – Мы только начали.

      Резко вспыхивает ярко-голубой свет, и я вижу силуэт Малис, которая застыла в ужасе. Стоило ей увидеть фигуру, нависшую надо мной, ее глаза расширились от потрясения и растерянности.

      Мое

1

Перевод К. Бальмонта.