Пируэты (не) для слабаков. Юлия Крынская

ую дверь и проскользнула в палату. У окна Вадим лежал без сознания среди приборов и трубок.

      – Очнись, – Ирина дала ему оплеуху.

      – Вы кто? – раздался сзади мужской голос.

      Ира обернулась. Доктор Кац – как значилось на бейдже – даже при Ириных ста восьмидесяти был на голову выше. Не мешкая, Ирина сунула доктору ногой в пах и захлопнула дверь. Врач заскулил и упал на колени.

      – Ты куда двадцать лямов зелени слил, гад! – Ирина встряхнула Вадима.

      – Иди сюда, – еле слышно прошептал он.

      Ирина коршуном нависла над ним.

      – Прости меня. Матвей не изменял тебе, – каждое слово давалось Вадиму с трудом.

      Ирину бросило в холодный пот.

      – Я зову охрану, – прохрипел врач.

      – Дайте мне уйти. – Ирина вытащила из кармана стодолларовую купюру и кинула на тумбочку. – Искупление без покаяния.

      Ирина спешно покинула палату и, вернув себе в ближайшем туалете вид респектабельной дамы, покинула больницу.

      Смахнув с капота новой иномарки пожелтевшие листья, Ирина села за руль и потёрлась затылком о подголовник. Она прикрыла глаза, сдерживая рыдания, и вдохнула полной грудью аромат ванили и кожаной обивки салона. Может, и к лучшему, что два часа назад самолёт улетел в Нью-Йорк без нее. “Матвей не виноват”, – пульсировало в висках. Она сумеет все изменить. Дверь распахнулась, и неведомая сила выдернула Ирину, как тряпичную куклу, на улицу. Наманикюренный ноготь хрустнул и сломался под корень, когда пальцы цеплялись за руль, а рукав куртки треснул по шву.

      – Добегалась, подруга?

      – Алекс, я все отдам! – сердце Ирины заскакало подобно теннисному мячу.

      – Уже отдала, – голубые глаза парня, державшего ее в страхе последние два месяца, прожигали насквозь. – Поехали к нотариусу, дом на нас перепишешь.

      Алекс тащил Ирину за шкирку, наступал в лужи, и грязь летела на её красные замшевые сапоги.

      – Дом на Матвея записан, – пролепетала Ирина, с трудом удерживая дрожащими пальцами брелок от машины.

      Алекс отобрал его и кинул приятелю, подпирающему плечом здоровенный черный джип:

      – Отгони в наш сервис. Ирине Сергеевне тачка больше не понадобится.

      – Алекс, давай поговорим. У меня есть, что тебе предложить!

      – Я люблю девочек лет на двадцать младше! Или ты дочку мне свою предложить хочешь?

      – Не вздумай даже приближаться к Геле, – взвилась Ирина и, вырвавшись из его рук, ощерилась как кошка.

      – Похоже, ты забыла, что условия диктую я, – ухмыльнулся Алекс и втолкнул Ирину на заднее сиденье джипа.

      ***

      Похороны Вадима в дождливый день уходящего лета поставили жирную точку в карьере Матвея. Опустевшие счета компании грозили позором и сроком. Вадим единственный, кто мог ответить, куда исчезли деньги, пока Матвей летал в Красноярск подписывать договор о поставке алюминия. Расстрел на улице, реанимация, морг – действительность новой России. Матвей достал из ящика стола пистолет и обвёл взглядом кабинет. Как всегда, идеальный порядок. Книги в шкафу – корешок к корешку, коллекция кортиков в начищенной до блеска витрине, даже складки на шторах, казалось, были уложены по линейке. Только стеллаж для документов его компании непривычно пустовал. Аромат охваченных огнём берёзовых дров в камине смешался с острым запахом пепла догорающих бумаг.

      – Ирина, прости… – Матвей приставил ствол пистолета к виску.

      Яркий отблеск огня упал на фото в золочёной рамке на краю стола. Рука дрогнула, он не может уйти и не попрощаться. Матвей тяжело вздохнул и опустил пистолет. Дочь – юная, красивая, полная сил и надежд, была маяком в жизни. Но она жила балетом, и всё реже в родительском доме раздавался её звонкий смех.

      Матвей провёл пальцами по ребристой поверхности рамки. Он щёлкнул дочь на камеру в день её совершеннолетия, и эта фотография стала ему дороже прочих. В то лето они последний раз ездили в отпуск вместе. Солнце пекло нещадно. После нескольких часов глубоководного плавания двигаться не хотелось. Матвей стянул гидрокостюм, окатился пресной водой из шланга и ленивым тюленем развалился возле жены на палубе. Яхта летела, легко разрезая кристально чистую бирюзовую воду. Геля забралась на нос судна, обернулась и крикнула:

      – Мам, пап, я лечу!

      Ловкими движениями она собрала выгоревшие волосы в пучок на затылке. Ослепительно-белая футболка приподнялась, рукава обнажили загорелые руки, огромный вырез на спине подчеркивал длинную шею, а смуглые стройные ноги казались бесконечно длинными. Улыбка! Как он любил её улыбку! С того момента, как взял младенцем на руки…

      Матвей набрал номер Гели. Эхо гудков показалось ему бесконечным.

      – Папа? – тревожно ответила дочь.

      – Геля, дорогая, просто захотелось услышать твой голос. – Матвей бросил взгляд на часы, стрелки сошлись на двенадцати. – Не разбудил тебя?

      – Нет, перечитываю «Триумфальную арку» и вряд ли усну до утра.

      Затаив