Страж фараона. Михаил Ахманов

подвешенными к нему костями, и прорычал:

      – Мой старый дурак? Мой духи обманывать? Мой сказать духам слово, и твой стать кучей дерьма! Или слон топтать, или лев сожрать! Нет, не лев – шакал! Лев не ест обезьян, даже очень жирный!

      Они с угрозой придвинулись друг другу, воины за их спинами взревели, вскинули копья, а Семен, наблюдавший за перепалкой, вдруг почувствовал, как гнев, с которым он вступил в Шабахи, сменяется жалостливым презрением. Стоило ли сердиться на этих охотников и скотоводов? Они продавали своих малолетних детей, верили в духов, порчу и сглаз и были готовы устроить по этому поводу кровопускание. Жестоко? Да. Жестокость ребятишек, обрывающих крылья у бабочек… совсем иная жестокость, нежели у человека цивилизованного, который умеет читать и писать, глядит телевизор, молится богу и рубит деткам пальцы…

      Он вытянул руку – так, что лезвие кинжала пришлось между спорщиками.

      – Потише, парни! Мой великий вождь не любить, когда козлы бодаться! – Затем Семен повернулся к Ако, грозно насупил брови и приказал: – Будешь моим языком! Говори погромче, чтобы всем было слышно.

      – Повинуюсь твоему зову, хозяин! – откликнулся кушит. – Ты не беспокойся, глотка у меня здоровая.

      – Вот и скажи им для начала, что я – семер из Обеих Земель, такой великий и большой, как три слона, поставленные друг на друга…

      – Это им и так видно, господин, – заметил Ако. – Боги не обидели тебя ростом.

      Семен ухмыльнулся.

      – Ты, парень, не умничай, толмачь! Скажи им еще, чтобы опустили копья и не вздумали драться. Сейчас я осмотрю быков, а утром вынесу решение. – Взгляд его обратился к солнцу, садившемуся за горизонт. – Вечер уже, пора отдохнуть. Ночью я усну и посоветуюсь с… э-э… Осирисом. Утром рассужу вождя с колдуном, и суд мой будет справедлив и скор. Подвинься-ка, толстопузый! – Он хлопнул лезвием кинжала Икеду по животу и направился к быкам.

      Странные твари… вроде быки, однако с четырьмя рогами… Присмотревшись, Семен сообразил, что рога у молодых бычков были когда-то распилены и отжаты в стороны так, что каждый превратился в подобие двузубой вилки. Любопытный обычай! Во всем же остальном быки были как быки, довольно упитанные, с сероватыми шкурами, копытами, хвостами и уже слегка протухшие. Морщась от зловония, Семен кольнул их в бока кинжалом, осмотрел ноздри, языки и выкаченные глаза, но это никак не помогло. В ветеринарном деле он был слабоват, и единственным животным, с которым ему довелось вступить в близкое знакомство, была родительская кошка – да и та сдохла лет десять назад.

      Но кошка скончалась от старости, а вот почему загнулись быки, ведал лишь премудрый Тот. Впрочем, Семена это не смутило; он с многозначительным видом оглядел две туши, затем возвел глаза вверх, постоял недолгое время, будто советуясь с богами, и махнул рукою Ако.

      – Скажи, чтоб убрали отсюда эту падаль, она мне больше не нужна. Я хочу есть и спать. Ночью боги подскажут мне верное решение.

      Сзади забрякали кости на балахоне колдуна, и тут же раздался его голос:

      – Ты спать