Самолет улетит без меня (сборник). Тинатин Мжаванадзе

ялось в окружающем мире – не рушились страны, не сдвигались границы, люди не скатывались на дно и не становились в один миг нищими. Не опустели пляжи курортного города, не заржавели солнечные зонты, и ветер не треплет в лохмотья их линялый брезент.

      Можно было притвориться, что впереди – безмятежное, заранее решенное будущее, можно было верить, что их родной городок – лучшее место на планете.

      Они, как прежде, генерировали вдвоем бредовые идеи, еще со времен совместного просиживания на уроках физики. Вытащив из сумки блокнот и карандаш, Лика стала набрасывать недавно придуманный «Список отличий жителей городка Б.».

      – Что первое в голову придет, – она воинственно вздернула карандаш.

      – Кофе! – хором сказали оба и засмеялись.

      У вас непременно есть в доме кофейные зерна, специальная сковородка для жарки кофейных зерен, кофемолка, джезва и чашки – даже если вы ненавидите кофе. Если у вас не будет кофе, к вам перестанут ходить гости.

      – А помнишь градации кофепития в гостях? Буйрум-кофе – добро пожаловать, дорогие гости, мусафир-кофе – под сплетни, и под конец – айде-кофе, на прощание!

      – Уникальные традиции, – ухмыльнулся Генрих, – сейчас иногда и вместо обеда кофе подают, а если гость не понимает, что пора сваливать, – сиктур-кофе!

      – Это от бедности, – предположила Лика. – Раньше что ни день застолья закатывали, а сейчас – сидят, боятся, чтобы гости не обожрали. И не хами мне тут! Как было тринадцать лет, так и осталось. Что еще скажешь? Наобум.

      Каждая девочка в этом городе ходила в музыкальную школу.

      – Везет девочкам, – вздохнул Генрих. – Я вот тоже хотел на музыку, но меня не отдали, потому что я не девочка.

      – У тебя просто слуха нет, – меланхолично возразила Лика, – а то некоторые мальчики тоже ходили. Ты бы проклял родителей, уж поверь мне. Давай дальше!

      Генрих смотрел так, как умел только он, – наверное, так смотрит мастер-стеклодув на расплавленную заготовку на трубочке: вот она уже мягкая, как жвачка, и верти из нее что хочешь – хоть фужер, хоть лампочку. Он подбрасывал скабрезные идеи для списка и наслаждался Ликиным смущением.

      Она отклоняла их или преобразовывала во что-то приличное.

      Вы умеете играть в карточную игру «Джокер».

      – Хотя-я-я-я… сомнительно. Думаешь, больше нигде в «Джокер» не играют? – задумался Генрих.

      – Покер, джокер, преферанс. Это все равно только про мальчиков. Я вот не умею, – Лика старательно дописала в блокнот.

      У вас есть фотография с обезьянкой, снятая на фоне бамбуковой рощи.

      И собственное бамбуковое дерево с вырезанным перочинным ножиком именем.

      – Точно! – хором воскликнули они и засмеялись.

      – Ты чье имя вырезал? – спросила Лика.

      – Свое, конечно. А ты?

      – И я свое, – усмехнулась она и опустила глаза в блокнот.

      Выйдя из дома, вы как минимум три раза с кем-нибудь поздороваетесь и как минимум два раза остановитесь поболтать.

      Все было так идеально, как не могло быть никогда, разве что во сне, и Лика терпеливо ждала, что же он у нее попросит. Невозможно, чтобы Генрих просто так позвал ее пить кофе и прогуляться по городу, – и конечно, он не обманул ее ожиданий: помявшись, спросил про обувную мастерскую ее кузена, дескать, не могут ли ему там сшить недорого ковбойские сапоги.

      – Я узнаю, – улыбаясь, пообещала Лика.

      – Какой красивый блокнот, – заметил он, потрогав серую матерчатую обложку. – Покажи – ка!

      – Это от фирмы, где я с папой работала, – не удержалась Лика. – Смотри – карты вон есть, и автомобильный атлас, и даже католический календарь!

      – А календарь тебе зачем? – усмехнулся Генрих. – В католички решила податься?

      – Да ну тебя, просто интересно, что они там празднуют.

      – Умная ты такая, аж страх берет.

      – Да уж, – без улыбки подтвердила Лика. – Я просто любопытная.

      Хоть бы раз что-нибудь другое сказал.

      – В таком блокноте надо писать дневник. Всякие гениальные философские мысли!

      – Начала уже, видишь, – усмехнулась Лика, в голове мелькнуло: до чего же он хорошо меня знает.

      – Ну что, пойдем? – сказал он, посмотрев счет.

      Сразу как будто чуть стемнело, и Лика неохотно поднялась с нагретого кованого стула: практичная мебель города вечных дождей, нас уже не будет, а она переживет все очередные задницы.

      – Пошли по старому городу, – пытаясь замять неловкость, предложил он, Лика кивнула, и они пошатались полчаса по знакомым до каждой трещинки узким улицам.

      Возможно, это была их последняя совместная прогулка, и милый сердцу родной город казался застывшим во времени: вот чудесный старинный домик, где часто снимали кино, а за поворотом – детский сад, в который ходила Лика и из которого нелегально сбегала