Проклятье вендиго. Рик Янси

х мира.

      Классический хоррор в сочетании с сентиментальностью диккенсовских романов.

School Library Journal

      Еще более мрачная готическая атмосфера, еще более кровавые события, еще более жестокий, ломающий человеческие судьбы сюжет.

FantLab.ru

      …Эксклюзивно жестокий в деталях и анатомически безжалостный к героям хоррор, притворяющийся приключенческой литературой для подростков…

FantLab.ru

      Янси абсолютно сознательно пишет именно психологическую драму, противопоставляя неведомому ужасу вполне понятные читателю эмоциональные метания героев.

LiveLib.ru* * *

      Пролог

      Сентябрь 2009 года: «Вырезки»

      Чтица была бывшей учительницей английского в средней школе, а ее мать жила в приюте с 2001 года. С тех пор чтица в течение пяти лет раз в неделю полчаса ехала из Алачуа в Гейнсвилль, чтобы навестить свою мать. В хорошую погоду они сидели в том же мощеном дворе между двумя жилыми зданиями, где теперь она сидела со мной. Посередине двора журчал фонтан, с трех сторон окруженный столиками в стиле бистро – крашенными и перекрашенными, чтобы устоять в тропическом климате Флориды. Даже сейчас, в конце сентября, воздух казался густым от влажности, и температура была под сорок – и это в тени.

      Ее мать скончалась в 2006 году, но чтица все равно по доброй воле каждую неделю приезжала, чтобы читать обитателям приюта, у которых не было семьи или которых редко – если вообще – навещали. Директор приюта назвал мне ее имя и дал номер ее телефона. Нет, сказал он мне, насколько ему известно, человек, который называл себя Уильям Джеймс Генри, не общался близко ни с кем из других постояльцев. Единственным его посетителем была эта самая волонтерка, которая сейчас сидела напротив меня, потягивая из высокого стакана чай со льдом, в котором не оставалось никакого льда. Возможно, она мне поможет, сказал директор.

      – Ничем не могу вам помочь, – сказала мне сейчас чтица.

      – Он никогда ничего не говорил? – спросил я.

      – Он называл только свое имя и год рождения.

      – Тысяча восемьсот семьдесят шестой.

      Она кивнула.

      – Я подшучивала над ним. Я говорила, да ладно вам, Уильям, вы не могли родиться в этом году. Он кивал, а потом снова это повторял.

      – Что он делал, когда вы ему читали?

      – Смотрел в никуда. Иногда засыпал.

      – У вас когда-нибудь создавалось впечатление, что он слушал?

      – Не в этом было дело, – сказала мне она.

      – А в чем же?

      – Общение. У него никого не было. Только по вторникам в два часа у него была я.

      Она потягивала чай. Фонтан журчал. С одного края бассейна вода вытекала и выплескивалась на булыжник. Фонтан был установлен на мягком песчаном грунте, и его немного перекосило. На другой стороне двора за столиком сидели двое постояльцев, мужчина и женщина. Они держались за руки и смотрели – или казалось, что смотрели, – как играл свет в струях фонтана. Она кивнула в их сторону.

      – Одно время у него была и она.

      – Была она? А кто она?

      – Ее зовут Лиллиан. Она была подругой Уильяма.

      – Его подругой?

      – Не только его. С тех пор как я здесь бываю, она поменяла примерно двенадцать друзей. – Чтица коротко рассмеялась. – У нее, бедняжки, болезнь Альцгеймера. Она ходит от мужика к мужику, липнет к ним по несколько недель, а потом теряет интерес и подбирает кого-то другого. Персонал называет ее сердцеедкой. Некоторые постояльцы очень переживают, когда она их бросает и уходит к другому.

      – А Уильям переживал?

      Она покачала головой.

      – Трудно сказать. Уильям был… – Она подыскивала слова. – Иногда казалось, что он был аутистом. Не полное помешательство, но что-то такое, от чего он страдал всю жизнь.

      – Он не был аутистом.

      Она отвела взгляд от Лиллиан и ее компаньона и изучающе посмотрела на меня, подняв брови.

      – Да?

      – Когда он умер, у него под кроватью нашли старые блокноты. Что-то вроде дневников или мемуаров, которые он написал еще до того, как попал сюда.

      – Правда? Тогда вы знаете о нем больше, чем я.

      – Я знаю, что он написал о себе, но я не знаю ничего о нем, – осторожно сказал я. – Я прочитал только первые три дневника, и это… очень отвлеченные вещи.

      Я чувствовал себя неуютно под ее взглядом. Я повернулся в кресле и посмотрел через двор на Лиллиан.

      – Она бы его вспомнила? – поинтересовался я вслух.

      – Сомневаюсь.

      – Думаю, стоит спросить, – сказал я без большого энтузиазма.

      – Они сидели часами, – заметила чтица. – Не разговаривали. Просто держались за руки и смотрели в никуда. Это