Развод. Плохая мама. Лила Каттен

Яна уже там и не может справиться одна.

      Медленно открывая глаза и повернув голову, я смотрю на циферблат электронных часов слева от меня.

      – Половина четвертого. Черт, – сел и, свесив ноги, спустился с кровати.

      Выйдя и спальни, дверь которой была открыта нараспашку, я вошел в комнату напротив. Маленькая детская для нашей девочки, но со всем необходимым для нее.

      – Эй, ну что тут? – снова моргая, я смотрю на жену, хорошо виднеющуюся в свете небольшого ночника мишки, которая стоит у кроватки и смотрит на кричащую дочь. – Ян?

      Она поднимает глаза и смотрит на меня со слезами.

      Картина странная и слегка пугающая.

      – Милая, она ведь плачет… – говорю ей и спешу вперед к дочери.

      На самом деле, она уже была в истерике, когда ее язычок скрученный, еле виднелся из открытого рта.

      Быстро подняв на руки малышку, я стал раскачивать руками, мягко обнимая крошечное тело и прижимая к своей груди с тихим «Ш-ш-ш», в маленькое ушко. Мои глаза не отрывались от молчащей жены, которая наблюдала за нами обоими.

      Когда истерика Иры стала стихать, я подошел к Яне и попытался коснуться уставшего лица, но она резко отпрянула, не дав даже приблизиться, затем просто вышла из детской.

      – Тише, ириска, – снова обратился к дочери. – Тише моя… Сейчас папа тебя покормит, – стал говорить с ней, привлекая хоть какое-то внимание.

      Нашел на тумбочке соску на ощупь, снял крышку защитную и дал ей.

      Она стала активно ее чмокать и все еще содрогалась, всхлипывая.

      Ее реснички были мокрыми, и мое сердце сжалось оттого, что ей так больно.

      – Ты самая прекрасная на свете, – улыбаюсь ей, разговаривая вполне серьезно. – Я такой как ты, не встречал раньше, ты ведь это знаешь?

      Она моргает и продолжает смотреть, будто раздумывая над сказанным мной, но продолжая чмокать соску.

      Моя улыбка становится шире, когда я вижу эти пока еще слишком темные глазки, едва ли приобретающие зеленый цвет с примесью карамели. Зеленый как мои, песочный как у моей жены.

      Я направляюсь на кухню в надежде увидеть там Яну, которая делает смесь дочери, но ее там нет.

      За те полгода, как я стал отцом, у меня появилось много дополнительных умений помимо тех, что были приобретены мной за двадцать девять лет.

      Например, одна из таких, держать ребенка одной рукой и делать ей смесь. При этом умудряясь отмерить все специальной глубокой ложкой. Проверить воду в бутылочке. Попробовать все это дело и наконец – покормить.

      Это увлекательно – быть папой. Видеть это маленькое чудо каждый день и даже в такую бессонную и плаксивую ночь. Но знать, что я ее отец и тот, кто поклялся защищать ее и дарить покой, а потом наблюдать за тем, как она засыпает в твоих руках, прижавшись доверчиво – это дорогого стоит. На самом деле это стоит всего, что человек может иметь на свете.

      Я чертовски счастлив этому новому статусу.

      Я забираю готовую смесь и иду обратно в детскую.

      Опускаю дочь на мягкий пеленальный стол, купленный с рук в идеальном состоянии, и меняю памперс.

      – Отлично, – подвожу итог, застегивая боди. – Мы готовы спать? – спрашиваю, и она улыбается.

      Снова взяв ее на руки, я укладываю дочку так, чтобы она была немного на плече моем и, забрав соску, даю бутылочку, что и пикнуть не успевает.

      Ира хватается за бутылочку одной рукой и придерживает вместе со мной, пока мы не спеша ходим по детской.

      Я улавливаю движение справа от меня и поворачиваю голову, смотря на свою жену.

      Она выглядит нервной. Смотрит странно.

      Мне казалось, что у нас все наладилось. Так и было. Но видимо, это не так.

      Она смотрит на нас, и я киваю ей, чтобы подошла.

      Жена приближается ко мне, но недостаточно близко.

      Нельзя не заметить, как она отдалилась от Иры или от меня в последнее время.

      Это пугает меня и заставляет гадать, в чем дело. Но на прямой вопрос, Яна не отвечает.

      – Что с тобой? – спрашиваю мягко, чтобы не задеть ее.

      Она устала, и я это понимаю. Помогаю как могу, каким бы уставшим ни был.

      Тишина.

      Я все же касаюсь ее щеки тыльной стороной ладони, и она прикрывает глаза. В плохом освещении я все же замечаю, как дрожит ее подбородок.

      – Милая, в чем дело? Поговори со мной, – прошу ее шепотом, стараясь не разбудить Иру.

      Она делает вдох. Затем второй и третий. Я решаю, что она в итоге промолчит. Но моя жена начинает говорить.

      Я думал, она скажет о том, что ее беспокоит и откроется мне.

      В некотором смысле она это и делает. Но увы, не то, что я ожидал услышать.

      – Я подаю на развод, Данил, – недавно трясущаяся губа искривляется, а глаза проливают сдерживаемые слезы.

      Я смотрю на нее уверенный в том, что ослышался. Она разворачивается и идет в нашу комнату,