Предчувствие беды. Книга 1. Борис Акимов

а разработку методики приятного пробуждения в поездах».

      Несмотря на выпитое накануне, голова была совершенно ясная: выспался он прекрасно. Двухместное купе было просторным, над дверью медленно наливался светом плафон, и Андрей увидел, что его попутчик, с которым он вчера вечером успел только поздороваться, уже проснулся, и не только проснулся, но и сидит полностью одетый на аккуратно застеленной полке. Он был в темно-сером костюме и при галстуке, но почему-то сразу было понятно, что попутчик – военный. Что-то в стрижке? В сдержанности движений?

      – Доброе утро, сударь, – поздоровался попутчик. – Как спали?

      – Спасибо, полковник, отлично, – ответил Андрей, спуская ноги с полки и протягивая руку к висевшим на вешалке брюкам.

      – Я не мешаю вам? – спросил попутчик, пропуская «полковника» мимо ушей и вставая. – Вы одевайтесь, я пока выйду.

      – Благодарю вас, – искренне сказал Андрей, который терпеть не мог одеваться при посторонних, и улыбнулся: кажется, с полковником он угадал.

      Одевшись, пошел умываться и вернулся, как раз когда проводница зажигала в купе верхний свет и опускала глухие шторы из черного пластика – пассажирам поезда Петербург – Москва не положено было глазеть по сторонам в приграничной зоне. Андрей знал, что эта приграничная зона продлится почти до самой Москвы. Кто-то из знакомых рассказывал ему, что однажды ехал в «западном» поезде (восточники ездили на них неохотно: дешевле, конечно, но грязновато), и у него в купе эта шторка слегка прорвалась («ну ты знаешь, у них же там вообще ничего не работает толком, даже служба безопасности»), и он, выглянув в щелочку, сумел рассмотреть бетонные заборы с колючей проволокой, а за ними – бесконечные ряды танков, тысячи и тысячи танков, и еще какие-то низкие строения, бараки, или, как их там, пакгаузы. В общем, ужас. Знакомый говорил, что на рассвете это производит особо сильное впечатление, но Андрей всегда ездил в «восточных» поездах, у него в купе шторка не ломалась и закрывалась наглухо.

      Потом они с попутчиком пили вполне приличный кофе, принесенный проводником, и слушали, как поезд сначала замедлил ход, потом остановился, потом в коридоре раздались мужские голоса, и в купе заглянул пограничник в темно-зеленой форме.

      – Документы, пожалуйста, – сказал он, оглядев обоих сидящих.

      Андрей протянул ему свой бордовый паспорт гражданина Российской Демократической Республики, попутчик – зеленый, с орлом, паспорт гражданина Российской Народной Республики. На Андреев паспорт пограничник едва взглянул, а зеленый взял, пролистал очень внимательно, сверил мгновенным взглядом фотографию с оригиналом, что-то сложил в уме, вернул паспорт и, козырнув, вышел из купе.

      Потянулись минуты, заполнить которые было совершенно нечем. Андрей взял со столика купленную накануне книгу, открыл, прочел первую фразу: «Официальная дата начала Второй мировой войны – 30 мая 1936 года, однако в действительности, как известно, война началась раньше…», поднял глаза, поймал пристальный взгляд попутчика, почувствовал неловкость – нехорошо, надо поговорить. Попутчик тоже молчал, но, кажется, никакой неловкости не испытывал. Андрей закрыл книгу и сунул под подушку.

      Поезд дернулся, прошел метров триста и снова остановился.

      – Сейчас колеса начнут менять, – вспомнил Андрей, который, хотя и ездил в Москву довольно часто, почему-то всегда забывал об этой процедуре. – Под вашу колею.

      – Да, – усмехнулся попутчик. – Все из-за нелепого упрямства вашего правительства. И зачем вы перешли на стандартную европейскую…

      – Кто-то говорил мне, – вежливо улыбнулся в ответ Андрей, – что это как раз ваше правительство не хочет менять рельсы под евростандарт. Что будто бы ваших это вполне устраивает.

      – Ерунда, – отрезал попутчик. – С чего бы это?

      Помолчали. Каждый понимал с чего, но развивать эту тему ни тому, ни другому не хотелось.

      За занавешенным окном послышался приглушенный рев мощных двигателей, вагон качнулся и явственно стал приподниматься. Еще какие-то звуки, голоса, металлическое звяканье – покатили колеса, снова толчок. Поезд медленно тронулся и прополз метров пятьсот, потом снова остановился, и снаружи раздались громкие мужские голоса, залаяла собака, по крыше вагона пробежали ноги в тяжелых сапогах, в коридоре тоже послышался топот.

      – А вот и ваши, – сказал Андрей и взял лежавший на столе паспорт.

      В раскрытой двери появился пограничник, на этот раз в серой форме, и, оглядев сидящих, сказал:

      – Ваши документы!

      Теперь все было ровно наоборот: на зеленый паспорт пограничник едва взглянул, зато бордовый изучил придирчиво, рассматривал визы, сверял фотографию с оригиналом, щурясь на свет на водяные знаки. За его плечом уже маячил таможенник.

      – Запрещенные к провозу предметы? – спросил таможенник. – Иностранная валюта, иные ценности, алкоголь, печатные издания?

      – Я всего на несколько дней, – сказал Андрей, – у меня только вот эта сумка.

      Попутчик молчал.

      – Откройте! – приказал таможенник.

      Андрей,