Слесарь 4. Иннокентий Белов

а локоть левой руки. Откинулся, как смог, подальше от места, где оказалось мое тело в момент пробуждения.

      Тошнило меня долго и обильно, брызги разлетаются, попадая на руку и пачкая одежду, но остановиться я не могу, пока желудок полностью не выкинул все содержимое.

      Выпрямился и попробовал сесть, но в голове зашумело. Только и смог, что не удариться сильно головой, откидываясь обратно в лежачее положение.

      В голове не нашлось ни одной мысли, только туман, белая пелена и больше ничего.

      От поверхности, на которой лежит тело, идет очень приятное тепло и вскоре веки сомкнулись, я уснул.

      При следующем пробуждении я вспомнил полет, закончившийся ударом, свечу, болт в животе, боль и страх, погоню, смерть лошади, Сторожку, пиво в трактире, тайник с камнями, долгую дорогу из города, склады, женская головка на подушке рядом и больше ничего.

      Тепло снизу зовет расслабиться и закрыть глаза, я не вижу причин сопротивляться зову, тем более, что вокруг полная темнота.

      Следующее пробуждение. Первая мысль – я, уже умирающий, упал в воду с большой высоты.

      Почему нет боли? Где вода, кто достал меня? Почему вокруг так темно? Я что, умер?

      Осознание мышления приходит позже. Я могу думать, я что-то помню. Что-то плохое. Я проиграл и поэтому умер.

      Но я не мертвый. Меня же тошнило, и я чувствую запах рвоты рядом со мной.

      Неужели Рыжие уроды… Кто это такие? Неужели они воскресили меня для вечной муки?

      Что, я зомби?

      Я трогаю свое лицо. Оно гладкое и под носом ничего не болит, на месте страшного ожога перед смертью. Еще оно теплое, зомби не бывают теплыми, вроде так. Не знаком я с предметом достаточно хорошо.

      Ощупываю себя и со страхом дотрагиваюсь до промежности. Хотя, чего я боюсь, я же поднимался на локте, я могу шевелиться, могу трогать себя и внизу живота не торчит хвостовик болта.

      Я не парализован, могу шевелить ногами. Пробую поднять ногу, что-то мешает мне и тут раздается скрип. На ноге одето что-то неуклюжее и скрипучее, на второй – тоже.

      Не помню, что это такое. Но, могу вспомнить, когда увижу.

      Под рукой шелестит странный материал, такого здесь не должно быть, это же синтетика, откуда она взялась в Черноземье? Синтетика? Что это за слово такое?

      Черноземье… Я повторяю это слово и картинки бегут перед глазами, открытыми в темноте.

      Корт, стоянка, Гильдия, молодая девушка в поселении, красивая, что-то ей обещано, Мечник, удар в шею, золото, костер со сладким запахом, Сторожка, молодые парни должны сегодня умереть.

      Точно, я только что был в Сторожке, привез навощенные таблички с какими-то списками. Потом обед, выезжаю за ворота, мужик навстречу, болт торчит в голове Криты, я бегу и попадаю в засаду. Лица Рыжих и последний всплеск маны.

      О, я же Маг, я смог скинуть двух врагов в омут с огромной высоты, и сам туда упал. Меня сдернула веревка, привязанная на моей руке, но сейчас ее нет.

      Где же я? Что со мной?

      Я уже утомился и хочу замереть на теплом… на чем на теплом?

      Задаюсь вопросом и снова засыпаю, ведь это хорошее место, здесь лучше спать и спать.

      Очередное пробуждение, сверху можно рассмотреть колонны, гладкие, коричневого цвета…знакомые колонны.

      Я в Храме! Как я сюда попал?

      Меня подняли из воды и отвезли, нет – отнесли в Храм, и он меня вылечил и оживил?

      Мысли, еще смутные и разбегающиеся, не мешают услышать шелест воды, и я понимаю, что до сумасшествия хочу пить, резко поднимаюсь и соскакиваю на пол.

      Глухо бухают сапоги. Я опускаю глаза и вижу знакомые камуфляжные штаны и серые сапоги, на мне дождевик, под ним – знакомая куртка. На Столе лежит смутно знакомый в темноте рюкзак и, не верю глазам, – под ним полено, то самое полено.

      Что за черт? Я что, проспал и все это мне приснилось? Все эти полгода жизни в Черноземье?

      Это моя одежда, в которой я попал с берега Вуоксы в мир Черноземья.

      Почему я в ней, ведь прошло шесть месяцев с тех пор? Хотя, какая разница? Главное – другое.

      Почему я жив, если я уже умирал, у меня почти отказали все конечности и только руки я немного ощущал в последний момент. Еще точно работало зрение, слух и обоняние, ведь у того Рыжего, державшего меня прижатым к стволу сосны, сильно воняло изо рта, перед смертью это ощущение бесило меня больше всего.

      Странно, что я почувствовал это зловоние и сейчас вспомнил его, память работает как-то избирательно, хотя и понятно. Ведь самым последним ощущением оказалось облегчение от скорой смерти и избавления от уже невыносимых мук. Я должен был упасть, где стоял, после того, как державший меня Рыжий улетел, смешно кувыркаясь, в пропасть.

      И что потом? Появились бы новые мучители или поднялись наверх те загонщики, чтобы доделать свою работу? Я и так умер бы через пять или десять минут от внутреннего кровоизлияния, наверняка, потеряв сознание после удара о землю.

      Но я пролетел следом за