Бальзам Авиценны. Василий Веденеев

Травы, государь.

      – Травы? Кто готовил лекарство? Перс?

      – Нет, сегодня лекарство приготовил грек.

      – Грек? Все они отравители!

      – Тебе нельзя волноваться, государь! – Гассан прижал к впалой груди высохшие ладони, похожие на сморщенные птичьи лапки. – Ты же видел: я сам отпил из чаши.

      – Да-да. – Махмуд рассеянно кивнул и обессиленно откинулся на подушки.

      Визирь молчал, преданно глядя на повелителя. О Аллах, как изменился за несколько месяцев прославленный султан: отважный воин и лихой наездник превратился в желтого, отечного, немощного старика, только и способного весь день валяться на коврах. Лишь глаза, острые, недоверчиво сощуренные, напоминали прежнего владыку. Но и в них день ото дня потихоньку угасал отсвет внутреннего огня: жар, болезни неумолимо обращал душу Махмуда в пепел.

      – Гассан…

      – Я здесь, мой повелитель, – откликнулся старик.

      – Хорошо… – Махмуд вздохнул. – Хорошо, что ты со мной. Мы долго были вместе… На твоих глазах я создал огромное государство, завоевывал земли, покорял народы и собрал бесчисленные сокровища. Кому теперь оставить все это?

      – Не терзайся понапрасну, государь! У тебя впереди еще долгие годы.

      – Годы?.. – Султан горько усмехнулся. – Годы… Я лечился кровью самых здоровых рабов, меня натирали свежей желчью, обкладывали вырванными из груди трепещущими сердцами! Какой только гадости я не пил?! Но ничего не помогло!..

      Махмуд уставился в расписной потолок. Искусные мастера украсили его края затейливой резьбой, изобразили изумрудно-зеленые травы и диковинные цветы на золотом фоне.

      – Если мне позволено будет сказать… – осторожно начал визирь и тут же умолк.

      – Говори, Гассан. – Махмуд повернулся на бок и растянул тонкие губы в хищной ухмылке.

      Старик похолодел: слишком хорошо известна была цена такой усмешки. Но отступать было поздно, и Гассан вкрадчиво продолжил:

      – Только один врачеватель способен помочь тебе, о Владыка Мира. Я слышал, он даже знает тайну бессмертия.

      – О Аллах! – простонал Махмуд. – Ты опять об этом несносном гордеце? Хватит!

      Визирь обиженно поджал губы, нахохлился и закрыл глаза, словно готовился задремать. Султан сердито поворочался на подушках, но все же сменил гнев на милость:

      – Его уже звали. Однако он посчитал себя выше нас и не откликнулся. Может быть, тайна бессмертия – просто сказки и ложь? Может быть, его уже давно нет среди живых? Ведь он тоже далеко не молод.

      Султан принялся разглядывать перстни на пальцах, любуясь, как играет пламя светильников в драгоценных камнях.

      – Это легко проверить. – Визирь придвинулся ближе к повелителю и жарко зашептал, почти касаясь губами его уха.

      Султан внимательно слушал. Время от времени он поеживался, словно от озноба, но не отстранялся. И лишь брови его то удивленно поднимались, то грозно хмурились.

      – Небо наградило тебя мудростью, а злые силы – змеиным языком. Но как мы можем нарушить законы шариата?

      – Выбирай: либо нарушить закон, либо покорно ждать, пока Аллах призовет тебя, – мрачно ответил визирь.

      – Хорошо, – решился Махмуд. – Зови!

      Старик громко хлопнул в ладоши. Неслышно открылась дверь, и вошел пышно одетый воин дворцовой стражи. Придерживая саблю, он поклонился, ожидая приказаний.

      – Повелитель желает немедленно видеть своего придворного ученого Абу Насра Ибн-Ирака!

      Стражник исчез. Вскоре дверь вновь отворилась, и появился бледный до синевы Ибн-Ирак: поспешая в покои грозного властелина, никогда не знаешь, что тебя ждет, вдруг ты торопишься навстречу смерти?

      – Я слышал, что ты бывал при дворе Хорезм-шаха, который прославился собранием ученых и поэтов? – Махмуд не дал Ибн-Ираку даже раскрыть рот для приветствия.

      – Да, Великий.

      – Видел ли ты там знаменитого врачевателя Али Хусейна Ибн-Абдаллаха Ибн Сину[1]?

      – Да, повелитель.

      – Мы знаем тебя как непревзойденного математика и прекрасного зодчего, – благосклонно улыбнулся султан. – Твой глаз зорок, а рука послушна разуму. Так вот… – Махмуд неуверенно оглянулся на визиря, и тот ободряюще кивнул. – Так вот, мы желаем, чтобы к утру ты написал портрет Ибн Сины, дабы мы смогли увидеть его лицо!

      Ибн-Ирак отшатнулся, словно получил сильный удар в грудь. Колени его подогнулись, и он пал ниц перед владыкой.

      – Смилуйся, повелитель! Шариат под страхом смерти запрещает изображать живое, тем более – лицо человека!

      – Встань! – приказал Гассан. – Иди исполнять волю Великого султана! Да не вздумай болтать! А твои грехи я приму на себя. Портрет принесешь сюда, но никому его не показывай. И поспеши: до утра осталось не так много времени.

      Старик отпустил ученого и обернулся к султану, стараясь поймать его ускользающий взгляд. Но тот не замечал визиря. Он размышлял.

1

Знаменитый врач раннего Средневековья (ок. 980—1037), известный европейцам под именем Авиценны.