Сказки старого Вильнюса II. Макс Фрай

      Ответ на первый вопрос: в гостиной у Иоланты. На диване. Зашел, называется, проведать родню. И тут же заснул сидя, вот молодец.

      Ай, ладно. Я после дежурства. Сестричка простит.

      Ответ на второй вопрос: я – Томас. Доктор Томас – это я, такие дела. И хватит об этом.

      Ответа на третий вопрос нет и не будет. По крайней мере, явно не сейчас.

      – Я сделала волшебную палочку. И тебе дарю. Теперь будешь волшебник!

      Племянница Элька забралась на колени, машет перед носом сухой веточкой, завернутой в малиновую фольгу от шоколада.

      Переспросил:

      – Это мне?

      Элька серьезно кивнула.

      – Ты в прошлый раз говорил маме, что ты не волшебник. И был такой грустный. А теперь будешь волшебник, потому что я сделала для тебя волшебную палочку на шесть чуд.

      Элька с тех пор, как научилась считать, очень любит число шесть. Назначила его самым главным и самым сказочным числом в мире. Кто ее разберет почему.

      Подумал: надо же. Дети – загадочный народ. Никогда заранее не знаешь, что из наших взрослых разговоров они услышат и запомнят. И как это поймут. И что из этого воспоследует. Но Элька-то у нас какая молодец. Подслушала разговор, выяснила, что дядя Томас не волшебник, и вместо того, чтобы навек разочароваться на радость своим будущим психоаналитикам, тут же придумала, как исправить ситуацию. Все бы так.

      Сохраняя серьезность, поблагодарил племянницу, спрятал блестящую палочку во внутренний карман.

      – Только не забудь, когда шесть раз поколдуешь, чуды закончатся, – предупредила Элька. – Ты не плачь тогда!

      Пообещал:

      – Не буду плакать. Шесть чудес – это очень много. Мне хватит.

      От обеда наотрез отказался. Сказал сестре: «Ну его к черту, лучше просто свари мне кофе, от еды совсем развезет. А мне бы до ночи на ногах продержаться».

      – Опять работать? – сочувственно спросила Иоланта.

      – Упаси боже. Я бы сейчас наработал, пожалуй. Ко мне друг приехал, завтра утром опять умотает. Если не погуляю с ним сегодня, все локти потом искусаю. Он редко до меня добирается.

      – Самое время гулять, – вздохнула сестра. – Погодка что надо. Эх вы, счастливчики.

      Погода, к слову сказать, была вполне ничего – для декабря. Минус два – не минус двенадцать. Небо затянуто облаками, но их них, хвала Небесной Канцелярии, ничего не сыпется и не льется. И ветер с реки просто зябкий, а не такой студеный, как обычно в эту пору.

      Грех жаловаться.

* * *

      – Я все продумал, – бодро сказал Томас. – Будем передвигаться короткими перебежками, от кофейни к кофейне. Мерзнуть и греться, мерзнуть и снова греться. И так – до упора, пока на ногах стоим. Правда здорово?

      – Из огня, стало быть, опять на лед. Похоже, что вы уготовили мне ад уже на земле[1], – продекламировал Юл, ходячий сборник неопознаваемых цитат.

      Выглядел он, впрочем, совершенно довольным.

      Четыре часа, пять чашек кофе, три глинтвейна, флягу коньяку и полбутылки рому на двоих спустя, оба не чувствовали ни кончиков замерзших пальцев, ни земли под ногами, были невесомы, как лунные жители, возбуждены и громкоголосы, как вырвавшиеся из-под опеки подростки, на языках, как в старые времена, плясал веселый огонь – все равно, о чем говорить, какие слова бросать в эту ненасытную топку, лишь бы не умолкать, не успокаиваться, не останавливаться, не вспоминать об усталости, не поворачивать в сторону теплого дома – успеется, потом, не сейчас, мы только разыгрались.

      Томас сам не знал, за каким лешим полез во внутренний карман – бумажник на улице был без надобности, а ничего иного за пазухой у него обычно не хранилось. Вытащил палочку, завернутую в малиновую фольгу, расплылся в улыбке:

      – О! Гляди, что у меня есть. Элькин подарок. Волшебная палочка. Да не простая, а на целых шесть чуд.

      – Полезная штука, – одобрил Юл. – Давай колдовать, раз так.

      – Давай. Заказывай. Чего хочешь?

      Они как раз свернули под арку, на Антоколскё, освещенную не фонарями, а несколькими бледными окнами. Летом здесь приходится пробираться бочком, потому что всю узкую непроезжую мостовую занимают столы, выставленные из кафе «Рене», а стулья то и дело норовят выбраться на тротуары. Но сейчас пусто, ни столов, ни прохожих, ни толстых дворовых котов, ни даже голубей. Необъятный простор и ничего священного[2], мог бы продекламировать Юл, если бы не был так занят сочинением грядущих чудес.

      – Хочу, чтобы в городе зацвел шиповник, – наконец объявил он. – Ну хотя бы только ближайший куст, – и убедительно ткнул указующим перстом куда-то в темноту двора.

      – А там точно есть шиповник? Никогда не замечал.

      – Да точно, точно. Помню, как он цвел на этом самом месте в позапрошлом августе. Ты каких-то

1

Томас Манн «Доктор Фаустус», перевод с немецкого С. Апта и Наталии Ман.

2

Ответ Бодхидхармы на вопрос императора Лян Уди о главной истине Учения.