Ненормат. Кат Катов

Ванька не повесился, а ушёл в запой.

      Утром было весело, после – волком вой.

      Волком ли, собакою, бешеной лисой

      или же заплаканной совестью босой.

      Вой катился по ветру и пугал ворон,

      возвращался в сумерках с четырёх сторон.

      Гас в тиши, не слышимый больше никому, —

      то, что птицы слушают, люди не поймут.

      Лишь деревья охали, в небо громоздясь…

      Всем плевать, что в комнате не было гвоздя.

      Бессонница

      Когда по жизни всё легко,

      удача ломится,

      с ночным попутным ветерком

      придёт бессонница.

      Она ругнётся матерком

      и ляжет около.

      И позабытым холодком

      потянет по полу.

      И станет всё вдруг непростым

      и грустным делом —

      как будто залпом холостым

      жизнь просвистела.

      Как будто это был не ты,

      а кто-то лишний.

      Чужие вздорные мечты

      прошли и вышли.

      А ты лежишь сейчас вот здесь —

      ты вдруг попался.

      Совсем другой – такой, как есть,

      а не казался.

      Ошибок тянется поток

      печальной конницей…

      Дымок пуская в потолок,

      лежит бессонница.

      Лишь коньяком смахнёшь её,

      сведёшь из дому.

      Она, как то хулиганьё,

      Пойдёт к другому.

      И станешь жить, дружить с вином —

      всё по-простецки.

      С хорошим и здоровым сном,

      почти мертвецким.

      В коридоре

      Поступив в сумасшедший дом,

      не жалей ни о чём, мой милый.

      В нём тепло и уютно в нём,

      и не все тут кругом дебилы.

      Здесь сиделки смирны как шёлк,

      доктора участливы тоже.

      Человек человеку волк?

      Ну зачем ты меня по роже?

      Человек человеку друг,

      человек человеку братик.

      Вот те саечка за испуг.

      Испугался, поплакал? Хватит.

      Полежишь, микстуры попьёшь,

      станешь смирным, полезным даже.

      Ничего, это нервная дрожь.

      Ничего, это только сажа.

      Это копоть чадящих дней, —

      тех, которые миновали.

      Ты горел в каморке своей,

      ты в ней бредил какой-то далью,

      всё стремился за горизонт,

      посвящал сонеты кому-то…

      Я-то знала, что это понт,

      понт, рассчитанный на минуту.

      Ты не слушал меня, родной, —

      так любил, как кричат немые.

      Не помог тебе голос мой.

      Пусть поможет лоботомия.

      В отключении

      А вот лежишь в отключке —

      и очень хорошо.

      Летают где-то лётчики

      и спутники ещё.

      Шахтёры добывают

      своей стране угля.

      Китайцы прирастают,

      вращается Земля.

      Пенсионеры где-то

      страдают в этот час.

      В Большом идут балеты.

      А Бродский – три-два-раз,

      и Евтушенко тоже,

      и все вообще кругом.

      Там кто-то с наглой рожей

      чужой присвоил дом,

      здесь клоуны рыдают,

      там весело в гробу.

      За поворотом Каин

      дудит в свою трубу.

      Кругом теченье жизни,

      бурлеск и суета.

      И лишь тебе всё это

      сегодня до болта.

      Тебя закоротило

      и вышибло к чертям.

      А ток к чужим могилам

      течёт по проводам.

      И хрен с ним, пусть мотает

      он цифры киловатт.

      Обугленные знают,

      чего они хотят.

      Сибирское

      «По итогам последней переписи населения слово „сибиряк“ в графе „Национальность“ побило все рекорды».

Журнал «Эксперт

      Вдруг вопрос