Парадокс одиночества. Глобальное исследование нарастающей разобщенности человечества и ее последствий. Норина Герц

оличества людей, застрявших дома, обреченных на удаленную работу (ну, если у них еще осталась работа), запрета навещать друзей или близких, возможности выходить на улицу только раз в день, если она вообще есть, «социального дистанцирования», «карантина» и «самоизоляции» стремительный рост чувства одиночества и изоляции неизбежен.

      Всего через два дня после начала локдауна мой лучший друг написал: «Изоляция сводит меня с ума». На четвертый день мой 82-летний отец прислал сообщение в WhatsApp: «Я бродил одиноко как облако». По всему миру сотрудники горячих линий по вопросам эмоционального здоровья сообщали не только о резком увеличении количества звонков в течение нескольких дней обязательного социального дистанцирования, но и том, что значительное количество звонков было от людей, страдающих от одиночества. «Моя мама не хочет меня обнимать или близко подходить ко мне» – признался один отчаявшейся ребенок волонтеру британской консультационной службы для детей Childline. В Германии, где к середине марта на телефоны доверия звонков стало на 50 % больше, чем обычно, один психолог, работавший на линии, отметил, что «большинство звонящих больше боятся одиночества, чем быть зараженными».

      Тем не менее, век одиночества начался не в первом квартале 2020 года. К тому времени как разразился COVID-19, многие из нас уже в течение значительного периода времени чувствовали себя одинокими, изолированными и разрозненными.

      Почему мы стали такими одинокими и что мы должны сделать, чтобы снова наладить отношения друг с другом, – вот о чем эта книга.

      Милашка в розовом

      24 сентября 2019 года. Я жду, сидя у окна, спиной к красивой розовой стене.

      Мой телефон вибрирует. Это Бриттани – она опаздывает на несколько минут.

      «Не беспокойся, – отвечаю я, – классный выбор места». И это действительно так. Безупречно красивые, словно газели, посетители с портфолио фотомоделей под мышкой дают понять, насколько модно заведение Cha Cha Matcha в манхэттенском районе Нохо.

      Немного позже приходит она. Длинноногая, спортивная, ее улыбка становится шире, когда я оглядываю комнату, и я натыкаюсь на ее взгляд. «Эй, мне нравится твое платье», – говорит она.

      За 40 долларов в час я не ожидала меньшего. Все-таки Бриттани – это «друг», которого я арендовала на день в компании Rent-a-Friend. Основанный предпринимателем из Нью-Джерси Скоттом Розенбаумом, который видел, как концепция взлетела в Японии, а теперь работающий в десятках стран по всему миру, его веб-сайт сдает в аренду более 620 000 платонических друзей.

      Это был не тот карьерный путь, который планировала Бриттани, 23-летняя жительница маленького городка Флориды, когда получила место в Брауновском университете. Тем не менее, не сумев найти работу в области экологии (предмет, который она изучала в университете) и беспокоясь о размере своих студенческих долгов, она называет свое решение сдать свою компанию в аренду прагматичным, а свой эмоциональный труд просто очередным монетизируемым запасным аэродромом. Когда она не сдает себя в аренду – в среднем она делает это несколько раз в неделю – она помогает стартапам с их публикациями в социальных сетях и предлагает услуги исполнительного помощника через TaskRabbit.

      Перед тем как мы встретились, я очень нервничала, так как была не уверенна, было ли «друг» тайным словом для сексуального партнера или узнаю ли я ее по аватарке. Но уже через несколько минут я убедилась, что это территория без подтекстов. И в течение следующих нескольких часов, пока мы бродили по центру Манхэттена, болтая о #MeToo и ее героине Рут Бейдер Гинзберг, и обсудив наши любимые книги в книжном McNallys, я иногда даже забывала, что плачу за компанию Бриттани. Хотя она и не была словно старый друг, она ощущалась как интересная новая перспектива.

      Но именно в магазине одежды Urban Outfitters на Бродвее она действительно раскрыла свое очарование во всей красе, примерно тогда, когда счетчик нашей встречи подходил к концу.

      Ее улыбка теперь не сходила с лица, она добродушно подшучивала надо мной, пока мы рылись в куче футболок, и с удовольствием присоединилась ко мне в примерке разноцветных панам.

      Судя по всему, они мне очень подходят. Хотя, вероятно, она бы сказала мне, действительно ли это так.

      Я спросила Бриттани о других, кто ее нанимал, о моих со-потребителях дружбы. Она рассказала мне о тихой женщине, которая не хотела появляться на вечеринке одна, о программисте из Дели, который переехал на Манхэттен по работе, никого не знал в городе и просто хотел компанию за обедом, банкире, который предлагал прийти с куриным супом, когда она заболела. «Если бы тебе нужно было обобщить свою типичную клиентуру, что бы ты сказала о них?» – спрашиваю я ее. Ее ответ: «Одинокие, 30–40-летние специалисты. Люди, которые много работают и, кажется, не имеют времени завести много друзей».

      Это особенность нашего времени, что

      сегодня я могу заказать компанию так же легко, как и чизбургер, всего несколькими касаниями на моем телефоне; именно это я называю экономикой одиночества,

      появившейся для поддержки, а в некоторых случаях и для эксплуатации тех, кто чувствует себя одиноким. Но в двадцать