Дети Антарктиды. Захваченные земли. Даниил Корнаков

т: опасности нет,

      Ибо с ним его чуткий пастух.

      (Уильям Блейк «Пастух»)

      Серёжа Левченко вот уже сутки стонал от нестерпимой боли, пытаясь сдержать так и норовивший вырваться из глотки а крик. Обездвиженный, он лежал на самодельных носилках в давно заброшенной квартире, мебель которой покрылась толстым слоем пыли и грязи. Тело охватил очередной приступ агонии. Боль ощущалась так словно внутренности медленно заливали расплавленным железом. Он сжал кулаки и прикусил нижнюю губу до крови, борясь из последних сил с болью.

      Губами он почувствовал прикосновение вспотевшей и пахнувшей едким металлом ладони, грубо прижавшей ему рот. Сквозь влажную пелену, застывшей в глазах, он различил очертания капитана Юдичева, чьи серые глаза покосились в его сторону, злобно блеснув в свете ваттбраслета.

      – Только пискни, – пригрозил он Серёже и, не убирая ладони, а только сильнее ее сжав, выглянул в окно, за котором виднелся фасад кирпичного здания.

      Серёжа чувствовал, как ему становилось трудно дышать.

      – Не видно его? – раздался тихий шепот начальницы, сидевшей напротив.

      Юдичев промолчал, лишь едва заметно фыркнув. Только побыв наедине с капитаном некоторое время и узнав его получше можно было распознать в этом фырканье пренебрежительное «нет».

      – Сваливать нам нужно, подобру-поздорову, – прошептал он мельком взглянув на спутницу. – Еще немного и эти твари нас найдут. Кто знает, может они уже добрались до нашего канадского друга и ждать его нет никакого смысла.

      – Не думаю. Он лучший…

      – Да-да, лучший собиратель на всей чертовой Ледышке, – с раздражением закончил за нее капитан. – Те твои ребята, которых эти твари переваривают прямо сейчас, слышали это не единожды.

      – Ты прекрасно знаешь, что он ничего не мог сделать… – с едва слышной неуверенностью проговорила она.

      – Ну разумеется, – бросил Юдичев, явно не желая продолжать беседу и стал внимательно осматривать улицу, заваленную осколками бетона, автомобилями и военной техники, покрытой тонкой пеленой снега.

      – Рука, – вновь подала голос начальница. – Ты его так придушишь.

      Капитан даже бровью не повел, продолжая всматриваться в окно.

      – Юдичев! – чуть громче произнесла начальница и сделала шаг вперед.

      – Чего?

      Взглядом она указала на Левченко.

      Юдичев с неохотой убрал обслюнявленную ладонь и протер ее о штанину.

      Послышался хриплый вздох. Серёжа пытался восполнить недостаток кислорода.

      – Ты… Ты… – превозмогая боль и подступившую к горлу злобу, произнес он.

      – Тихо! – шикнул капитан и приложился глазом к оптики винтовки.

      Мария Зотова вышла на свет, вынула из кобуры пистолет и настороженно взглянула в сторону капитана.

      – Они? – прошептала она с легкой дрожью в голосе.

      Капитан резко поднял кулак, велев заткнуться. Это означало только одно – мерзляк рядом, а может и несколько.

      Сначала в сетку прицела попал упавший со стены кирпич со здания напротив. С грохотом он упал на металлическую крышу разбитого автомобиля, расколовшись надвое. Вернув прицел в изначальное положение, на месте отколовшегося со стены кирпича Юдичев увидел длинную конечность, заставившую упасть еще несколько кирпичей.

      Капитан быстро спрятался под подоконник и прижался к стене. Их взгляды с Марией встретились и оба они, теперь уже наученные горьким опытом, затихли, боясь даже вздохнуть.

      Однако Сережа Левченко больше не мог молчать. Боль стала настолько невыносимой, что держать ее в себе больше не было сил. Бог свидетель – он терпел целые сутки и держал язык за зубами с той самой минуты, как упал с третьего этажа, неудачно приземлившись на спину и потеряв способность ходить. Он терпел до последнего, но именно в это мгновение его терпение лопнуло.

      Сережа Левченко тихо завыл, но не прошло и секунды, как на его губах вновь сомкнулась тяжелая ладонь, а два пальца силой зажали ноздри. Капитан Юдичев навалился на него всем своим весом и стал прижимать его голову к полу – единственное, чем он был в состоянии пошевелить.

      В глазах темнело. Сопротивляться не было никаких сил.

      Он видел силуэт начальницы позади капитана, она пыталась оттащить его, но тот грубо отпихнул ее в сторону, продолжая делать свое грязное дело.

      Тело обмякло. Серёжа чувствовал, как жизнь медленно, но верно покидает его. Перед глазами пронеслись воды залива Прюдс, родной Прогресс и лицо сестры. Она плачет, умоляет его вернуться целым и невредимым…

      Последнее, что услышал Серёжа Левченко прежде чем умереть от удушья, это мерзкое, бросающее в дрожь клокотание мерзляка. Оно приближалось и становилось все громче.

      Но теперь ему уже было все равно.

      Судовой журнал капитана Лейгура Эйгирсона

      Пятница, 13 февраля.

      38°50′ с. ш. и 33°33′