Родитель дубль «N»! Снято!. Комбат Найтов

шли из Большого дворца Кремля. Небо ясное, звезды, лето, жаркое лето 1943 года.

      – Николай Николаевич, Вам куда?

      – Ну, вообще-то, домой, но топать целый час не хочется, поеду на Чистые пруды. – Ветка «Охотный ряд – Чистые пруды» действовала круглосуточно, так как в шахтах станции «Чистые пруды» действовали отделы Генерального штаба и ПВО Москвы. В пятистах метрах от станции находился Наркомат Авиапрома, часть здания которого использовалось как гостиница для приезжающих в Москву специалистов авиазаводов.

      – Я на машине, могу подбросить. А ваша-то где?

      – Опять в ремонте! Вечно у Марка что-нибудь ломается!

      – Да, похоже, что он «шабашит» где-то… – заметил Пётр, усаживаясь за руль «Доджа».

      – Ну, а как ты это запретишь? Есть всем хочется, нормы опять подрезали.

      – Самому сесть за руль, Николай Николаевич.

      – Только не это! Имею печальный опыт. Я все время думаю не о том, о чем нужно думать за рулем. Так что, Петр Васильевич, это не мое! Что делать-то будем?

      Петр тормознул у Боровицких ворот, без остановки здесь могли проезжать только «серые» машины. Оба предъявили постоянные пропуска и тронулись дальше. Только тогда Петр смог начать отвечать на вопрос Поликарпова:

      – Вся беда в том, что показали мы промежуточный вариант компоновки «изделия». Совершенно очевидно, что ее придется серьезно дорабатывать. И сама ракета, и приборы управления по габаритам не лезут в обычный самолет. Может быть, имеет смысл использовать «летающее крыло»? В этом случае…

      – Получим серьезнейшую головную боль с управлением. Ты еще «бесхвостку» предложи.

      – Да, я, в принципе, так машину и вижу.

      – Я, к сожалению, тоже.

      – Ну, вот от этого и начнем плясать.

      – Легко сказать! Исходных данных для расчетов маловато, придется много продувать, а у нас и так очень напряженные отношения с ЦАГИ. Чего он на тебя так взъелся? – «Он» – это начальник Центрального Аэрогидродинамического Института Шишкин.

      – А я откуда знаю? Ваш же человек, у вас работал.

      – Да я его толком и не помню, кажется был в отделе у Путилова, прочнист. Как только строим, что-нибудь, по его расчетам, так 110–120 % перевеса. Все, что помню.

      – Ну, вот он и отдувается за старые грехи.

      – Ты мне зубы не заговаривай, Петр Васильевич, делать что будем?

      – Мне нужно две-три недели перекомпоновать и пересчитать исходные для «изделия».

      – Две, попробуй уложиться в эти сроки, а я за это время подберу людей, с которыми будет проще решить эту задачу. Что у тебя с двигателями?

      – На это можете не рассчитывать. Нет пока двигателей, способных развить такую тягу. Он же тяжелый получается, там тяга нужна, а у нас используется скорость истечения струи. Теоретическая возможность повысить тягу есть, но дело упирается в насосы. Топливо необходимо распылять навстречу потоку, а параметры скоростей и давлений там неизвестны. Методом проб и ошибок там не пролезть, необходимо защищать топливные трубки от перегрева. Требуется повышать давление в магистрали, а это – вес. Решения пока нет. Будем встраивать датчики, а это – время. Николай Николаевич, я – есть хочу. Вы как?

      – Я – пас! Ни копейки в кармане, все сегодня в Новосибирск переправил Саше и Мирочке. Там цены на все просто неимоверные! А Саша – болеет.

      Я не стал говорить ему, что у меня несколько иные сведения об этих ценах, впрочем, как жить?

      – Тогда едем прямо, вам, после операции, питаться следует регулярно.

      – Ой, где ее взять эту регулярность.

      Москва, конечно, был прифронтовой город, но из-под Ржева немцы ушли, и теперь стояли возле Смоленска. Дыхание войны здесь практически не ощущалось, разве что регулярные залпы орудийного салюта будили жителей столицы в 22.00. Но, только тех, кто спит, а не сидит в ресторанах. В связи с тем, что наиболее «состоятельные кроты» освобождались либо очень рано, с 18 до 20 часов, а, в основном, очень поздно: после 23 и значительно позднее, все «коммерческие» рестораны перешли на ночной образ жизни. Гуляли до пяти. «Основные» рестораны мы уже проехали, поэтому, не сворачивая на Беговую, где жил Николай Николаевич, поехали в «чернильницу», ресторан в Химкинском Речном вокзале. Это буквально в нескольких «шагах» от «моих» заводов, поэтому там меня знают, и выделят нормальное место, чтобы «посидеть». Ибо публика там несколько специфичная, особенно ночами. Это по Ленинградскому шоссе, перед мостом через канал Волга-Москва налево, современники знают его под другим названием: канал имени Москвы. Пожилой дородный швейцар в фуражке, с золотым околышем, почтительно отдал честь. Судя по барским замашкам, он, до революции, был в Государственной Думе, как минимум. Впрочем, «вратари» во все времена всегда ценились, и на их место подбирали соответствующие типажи.

      – Што ж не позвонили, Петр Васильевич? – в гардеробе (тогда его писали с буквой «п» в конце слова) появился главный метрдотель Иннокентий Иванович. – Товарищи генералы, придется подождать немножко. Пива? Коньячку? Салатик? Есть астраханская вобла!

      Поликарпову,