Дочь палача и дьявол из Бамберга. Оливер Пётч

за собаками… Малость женского общества ему не повредила бы.

      Якоб утробно рассмеялся.

      – Ты не знаешь моих дочерей, Барт. Они сами себе на уме. Я и Магдалену хотел в свое время отдать за нашего кума в Штайнгадене. Но она в Симона вцепилась мертвой хваткой.

      Бартоломей пожал плечами:

      – Ты подумай. Другие на месте Барбары с радостью согласились бы.

      – Довольно и того, что ты Георгу башку непонятно чем набил, – огрызнулся Якоб. – Так хоть Барбару оставь, пожалуйста, в покое! Мы отпразднуем свадьбу, и после каждый пойдет своей дорогой. Таков был уговор.

      Якоб резко отвернулся, но голос Бартоломея заставил его остановиться:

      – Это у тебя получается лучше всего, верно, братец? Идти своей дорогой… Не заботясь о других.

      – Да как ты смеешь!.. – вскипел старший Куизль.

      Но в это мгновение к ним подошел Алоизий с большим ведром свежих внутренностей. Лицо его было обезображено оспинами. Мужчина коротко кивнул.

      – Я, пожалуй, на задний двор схожу, – прошепелявил он в косматую бороду. Видно, у него недоставало нескольких зубов.

      – Ступай, – ответил Бартоломей. – И не забудь, что епископ собрался завтра травить медведя. Так что вычисти мастифам шерсть и расчеши как следует, чтоб нам краснеть не пришлось.

      Алоизий осклабился:

      – Не подведу, хозяин. Будут сверкать, как жеребцы.

      Напевая себе под нос, он скрылся за сараями.

      – У вас что, еще есть собаки? – спросил Якоб.

      Бартоломей взглянул на него с недоумением:

      – С чего это ты взял?

      – Ну, не будет же Алоизий сам кормиться внутренностями в ведре?

      Бамбергский палач громко рассмеялся, и Якоб заметил в его глазах беспокойный блеск.

      – Ха, Алоизий жрет всякую дрянь и вообще немного странный, но не настолько же! – наконец проворчал Бартоломей. – Нет, это вонючие остатки туш. Мы вырыли за домом яму глубиной в шесть футов и там закапываем отбросы. Приказ епископа. Ничего не должно остаться. Почтенные господа боятся ядовитых испарений.

      Он обвел рукой большой сруб и остальные строения, на вид все довольно новые.

      – Лесное зверье, но в особенности собаки, имеет большое значение для епископа. Потому он и поручил выстроить все это. Раньше, до войны, тут неподалеку находился дом епископского егеря. Но теперь от него остались одни развалины, только ветер свищет. Поговаривают, будто там водятся призраки. Ну и браконьеры держатся подальше. – Бартоломей ухмыльнулся: – С тех пор новый егерь живет в свое удовольствие при соборе, а я хозяйничаю здесь, как мне вздумается.

      – Как тебе вздумается… – Якоб кивнул: – Понимаю.

      Он взглянул на сына. Тот как раз собирал черпаком жир из котла.

      – Георг тебе еще нужен сегодня? – спросил Куизль, стараясь говорить по возможности небрежнее. – Барбара с Магдаленой отправились к этим артистам, поглазеть, как эти дурни скачут и поют.