Мои затишья. Зинаида Миркина

знают в России, как «шрифтовых дел мастера». Но я хочу сказать о работе Володи с этой книгой, в оформление которой он вложил душу, как вкладывал ее с самого детства в мои елки и сказки. До сих пор живут фигуры сказочных персонажей, сделанные им. «Мои затишья»… Мы давно бродил вместе с ним по тем местам, фотографии которых остались в этой книге. А главное, что осталось от Володи в моей душе – это его тишина и благородство. Это был по настоящему благородный человек и я хочу, чтобы это новое издание книги хранило память о нем.

      З. Миркина.

      Эти стихи дают вертикальное измерение каждому мигу, они открывают возможность поворота всегда и везде и каждому. При этом они чисто русское явление. В них синтез мировой культуры органичен, как живое дерево, а не как агрегат. В них – отражение всей мировой культуры, особенно духовной, но для восприятия они этой культуры предварительно не требуют, ибо отражают не культуру, а источник, которым она светится. Каждым стихотворением можно воспользоваться, как воздушным шариком, чтобы полететь в нужную сторону; можно ими воспользоваться, как гигантскими шагами, чтобы вознестись на столько секунд, сколько хватит духу. При этом они негромки, как Дух. Есть люди, любители поэзии, которым они ничего не говорят и даже раздражают. Такие любят «новое». Есть поэзия, которая хочет по-новому сказать о старом и всем известном. А тут поэзия другого измерения: она говорит о почти неизвестном – в этом ее новизна.

      Александр Хабинский

      I. Есть сила молчанья

      «Мои великие затишья…»

      Мои великие затишья —

      Сиденье у незримых ног,

      Когда неслышимое слышно, —

      Продли их Бог… продли их Бог…

      Мои глубокие безмолвья

      У моря на краю земли,

      Когда почти не плещут волны, —

      Продли их, Господи, продли…

      Мое блаженное успенье —

      Успенье мук, успенье вин,

      Когда меня все мене, мене

      И, наконец, есть Ты один…

1994

      «Запрятаться в келью, зарыться…»

      Запрятаться в келью, зарыться в берлогу,

      Спуститься к вселенскому дну,

      Быть самою маленькой ра́кушкой Бога,

      Вобравшей Его тишину.

      Когда-нибудь кто-нибудь, близкий по духу

      Подымет с иссохшего дна

      Раку́шку, приложит нечаянно к уху,

      И в нем зашумит тишина.

1994

      «Успокой меня, успокой…»

      Успокой меня, успокой,

      Несмолкающий плеск морской,

      Звоном пены и раз и сто

      Повтори мне, что я – никто

      Иль что центр Вселенной всей

      Уместился в груди моей.

      Мне откроется лишь одно, —

      Что тебе это все равно

      И что наши земные сны

      Навсегда для тебя равны.

      Но бессменная песнь твоя

      Скажет снова, что ты есть я,

      И не нужно мне ничего,

      Кроме голоса твоего.

1994

      «Море! Море! Мы все из него…»

      Море! Море! Мы все из него.

      Мировая единая матерь.

      Нескончаемых сил торжество,

      Бесконечный приток благодати.

      Не измерена щедрость твоя,

      Ты себя в каждой капле повторишь.

      И в громовых речах соловья,

      И в любви – то же самое море!

1994

      «Каждый день умирают предметы…»

      Каждый день умирают предметы.

      Каждый день наступает пора,

      И – в лучах заходящего света

      Растекается, тает гора.

      Тихий ангел прозрачною дланью

      Незаметно касается нас.

      И таинственный час умиранья

      Есть молитвы торжественный час.

1994

      «День уходил. И то, что четким было…»

      День уходил. И то, что четким было,

      Покрылось дымкой цвета янтаря.

      Страсть остывала. Нежность восходила.

      И воцарилась на небе заря.

      И оказалось, Боже, оказалось,

      Что свет не гаснет, а рождает свет,

      И что вся жизнь есть только лишь начало

      Той нежности, которой края нет…

1994

      «И вновь блестит морская гладь…»

      И вновь блестит морская гладь,

      Как глаз провидца.

      Прийти