Наша вина. Мерседес Рон

n>

      Пролог

      Я все время задаюсь вопросом, почему, если мы с Ником порвали больше года назад, мне больно сейчас. В какой-то момент, чтобы ни с кем не столкнуться, я съехала на обочину, заглушила двигатель и, держась за руль, заплакала.

      Я оплакивала то, что между нами было, то, что могло бы быть… Оплакивала его, то, что разбила ему сердце, принеся разочарование, заставила открыться любви, но только для того, чтобы показать, что любви не существует, по крайней мере, без боли, и что эта боль способна оставить шрам на всю жизнь.

      Оплакивала ту Ноа, которой была с Ником: полную жизни Ноа, которая, несмотря на внутренних демонов, умела любить всем сердцем; ведь я люблю его больше чем кого-либо, и это я тоже оплакивала.

      Когда встречаешь человека, с которым хочешь провести всю жизнь, пути назад нет. Многие никогда не познают этого чувства, думают, что нашли его, но ошибаются. Я знала и знаю, что Ник – любовь всей моей жизни, тот человек, который должен был стать отцом моих детей, тот, кого я хотела видеть рядом в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас.

      Ник и есть тот самый. Он – моя половина, но пришло время научиться жить без него.

      Первая часть

      Примирение

      1

      Ноа

Десять месяцев спустя…

      В аэропорту стоял оглушительный шум, люди суматошно двигались, волоча за собой чемоданы, подхватив детей, передвигая тележки. Я разглядывала табло в поисках следующего пункта назначения и точного времени посадки. Мне не хотелось идти в одиночку, никогда не любила самолеты, но не было другого выхода: теперь я одна, только я, и больше никого.

      Я сверила время и снова подняла взгляд на табло. Я приехала заранее, поэтому у меня было время, чтобы выпить кофе в терминале и немного почитать в надежде, что это принесет успокоение. Я подошла к рамке металлоискателя, честно говоря, не люблю через них проходить, потому что у меня вечно что-нибудь звенит. Простая причина моих несчастий в местах, куда я отправляюсь, кроется в металлоискателях. Видимо, как многие говорят, у меня и правда железное сердце. Я положила рюкзак на конвейерную ленту, сняла часы и браслеты, кулон – кстати, давно следовало его снять, – сложила все в кучу вместе с телефоном и мелочью из кармана.

      – Обувь тоже, мэм, – уставшим голосом сказал молодой охранник. Я поняла, что его работа утомительная и монотонная и, видимо, изнуряющая совершением повторяющихся действий. Я положила белые конверсы в корзину и мысленно порадовалась тому, что на мне носки без смешного рисунка или чего-нибудь, за что могло бы быть стыдно. Пока вещи ехали по ленте, я прошла через рамку металлоискателя, и, разумеется… она запищала.

      – Пожалуйста, встаньте здесь, вытяните руки и расставьте ноги, – сказал охранник, и я вздохнула. – У вас есть какие-нибудь металлические, острые предметы или…

      – У меня ничего нет. Не знаю почему, но рамка всегда на меня срабатывает, – я начала оправдываться, пока он проводил по мне металлоискателем. – Наверняка это пломба.

      Мой ответ рассмешил охранника, и мне вдруг захотелось, чтобы он убрал от меня руки.

      Когда он отошел и позволил пройти, я забрала вещи и направилась в дьюти-фри. Может, взять огромный «Тоблерон»? Отличная идея. По-моему, только это доставляет мне удовольствие в аэропорту. Я взяла два, положила в ручную кладь и отправилась искать выход на посадку. Аэропорт Лос-Анджелеса был большим, но, к счастью, мой выход находился близко. Путь к выходу наполовину состоял из коврового покрытия с указателями, стрелками под ногами и обвешан тысячами табличек со словами «До встречи» на десяти разных языках. Так я дошла до выхода. В зале ожидания было мало пассажиров, поэтому я спокойно вошла, предъявив паспорт и билет. Войдя в самолет, села, вытащила книгу и принялась есть «Тоблерон».

      Все шло неплохо, пока мне на колени не упало письмо, заложенное между страницами, напомнив о том, что я поклялась забыть и похоронить. От образов в голове к горлу подступил ком, и сегодняшнее спокойствие оказалось нарушено.

Девятью месяцами ранее…

      Новость об отъезде Николаса стала для меня неожиданностью. Очевидно, по его просьбе никто ничего мне не рассказывал. Даже Дженна не говорила о Нике, хотя я знала, что они виделись. Когда они с Лайоном пошли к Нику, переживания подруги отразились на ее лице. Она оказалась между молотом и наковальней. И это было еще одним пунктом, который нужно включить в список обвинений.

      Мы с Николасом больше не виделись, но его действия не заставили себя ждать. Несколько коробок с моими вещами пришли почти через две недели после расставания, и, увидев «Н» на коробке с животными, я разрыдалась. Наш бедный котенок, теперь мой… Мне пришлось оставить его маме в старом доме из-за сильной аллергии моей соседки по квартире. Трудно было расстаться с ним, но у меня не было выбора.

      Этот полный слез период моей жизни я называю «темной полосой». Таким он и был: я находилась внутри туннеля в кромешной темноте, из которого не могла