Танцующая с ангелами. Мила Менка

Судебный следователь Круминьш с помощником, а также доктор Митич несколько задержались – они прибыли, когда девочку уже похоронили. Посовещавшись немного, Круминьш и Митич решили не тревожить тело девочки вскрытием, они написали в отчете, что имел место несчастный случай. Такое бывает нередко: заиграется ребенок, тут его русалки и подхватят! Справедливости ради заметим, что ни Эдгарс Круминьш, ни доктор Митич в русалок не верили, а рассудили так: ребенка все равно не вернуть, а возиться в июльскую жару с трупом – неприятно и хлопотно.

      Всё же для порядка Круминьш вышел к реке. Ветерок приятно холодил лицо, и следователь, сняв шляпу, наслаждался им, закрыв глаза. Когда же он их открыл, то увидел девочку лет десяти, стоявшую по пояс в воде. Голубые ленты платья развивались точно водоросли – течение в этом месте было довольно сильным.

      – Эй! – крикнул Круминьш, и поспешил к девочке, съезжая по песку, неловко размахивая руками:

      – Выходи-ка, малышка! – на ходу он умудрился снять ботинки, но сделав шаг к воде, так и остался стоять с открытым ртом – девочки уже не было, хотя деться ей было положительно некуда.

      Запыхавшись, подбежал помощник следователя Петерс, которому было поручено осмотреть берег, куда день назад вынесло маленькую утопленницу.

      – Ты видел её? – указывая рукой на рябую от ветерка поверхность воды, спросил Круминьш.

      – Кого? – не понял помощник.

      – Здесь только что стоял ребенок… девочка… голубое платьице…

      Петерс, пожав плечами, кивнул головой на кучку местных зевак, стоявших неподалеку:

      – Кроме нас с Вами и этих людей, здесь никого не было. Во всяком случае, я не заметил.

      Круминьш устало махнул рукой. Отпустив помощника, он взял за шнурки свои ботинки и босиком побрел в деревню, чтобы отдохнуть перед обратной дорогой, а заодно навестить старого приятеля, которого не видел с позапрошлой весны.

***

      Ивар Нагель сидел на крыльце своего дома и курил трубку. Завидев гостя, он встал, и признав в нем друга, улыбнулся во всю ширь почти беззубого рта. Ивар был высок и худ – у него были длинные руки и ноги, сутулая спина. Рядом с ним коренастый, невысокий Круминьш выглядел ещё меньше и круглее.

      – Здравствуй, Эдгарс! – Нагель обнял Круминьша, и тот ощутил запах конского пота и полыни, пропитавшего латаную рубаху Ивара.

      – Здорово, дружище! – улыбнулся Круминьш, и достав припасенный мешочек табака, протянул Ивару – вот тебе гостинец из города!

      – Спасибо, Эдгарс! – на глазах Нагеля выступили слезы, и он снова обнял друга. Помолчали.

      Первым нарушил молчание Ивар:

      – Когда узнал о малышке Иви, сразу подумал, что тебя пришлют. Спасибо, что не забыл старого друга!

      Круминьш кивнул головой, и глядя на ярко розовые, раскрашенные заходящим солнцем облака, сказал:

      – Честно сказать, я к тебе и так собирался: отдохнуть, порыбачить… Всё откладывал. А тут эта несчастная. Жаль её.

      Опять помолчали.

      – Можно остаться у тебя до завтра? – вдруг спохватился Эдгарс, глядя на часы.

      – Конечно! – обрадовался Ивар. – Завтра сам отвезу тебя в город! – Между прочим, он прищурил глаз, у меня для такого случая есть бочонок отличного вина! Сам я до утра иной раз глаз не сомкну… старый стал – бессонница замучила!

      За беседой мужчины не заметили, как последний солнечный луч сверкнул за верхушками соснового бора. Стало совсем темно, похолодало. С реки на деревню двинулся густой туман, и вскоре нельзя было ничего различить на расстоянии вытянутой руки. Приятели пошли в дом.

      Ивар зажег светильник, и горница озарилась мерцающим светом. Нагель жил один – его семья не последовала за ним, когда он принял решение оставить службу и уехать в эту богом забытую деревушку. Дети выросли, супруга же напротив, впала в детство – изо всех сил пыталась молодиться – вызывая у окружающих в лучшем случае снисходительную улыбку, в худшем – смешки и язвительные замечания. Поговаривали, что госпожа Нагель привечает какого-то полунищего студента, который годится ей в сыновья. К счастью, Нагель не особо интересовался женой, лишь иногда задавая общие вопросы «Как там, в городе, все ли здоровы?» и получая такие же общие ответы: «Всё спокойно, дружище, все живы-здоровы», шептал под нос «дай бог, дай бог…», тем опасная тема исчерпывалась, и начинались излюбленные обоими разговоры – о рыбалке, охоте, новых порядках и старых знакомых.

      Когда в бочонке осталась лишь треть вина, была уже глухая ночь. Туман нисколько не рассеялся, скорее наоборот, пытался проникнуть сквозь щели рассохшихся ставен внутрь, и смешаться с дымом глиняной трубки Нагеля. Похоже, Ивару совсем не хотелось спать, в отличие от гостя: глаза у Эдгарса слипались, но ему было неловко сказать об этом хозяину, которому выдалась редкая возможность поговорить. В тот момент, когда веки Круминьша все-же сомкнулись, а голова свесилась на грудь, раздался странный звук – словно кто-то царапал дверь снаружи.

      – Кто там? – спросил Ивар. –