Федор Шаляпин. Царь русской оперы. Лев Вениаминович Никулин

но главное – мальчик пел в церковном хоре, и местный регент научил его нотной грамоте.

      Отец – крестьянский сын, но не из крепостных, а из государственных – служил писцом в уездной земской управе. Там же, среди чернил и скрипучих перьев, начал зарабатывать на хлеб и будущий певец. Он не забывал о пении – и в 15 лет попытался поступить в хор казанской оперной труппы. Но у него ломался голос – и Шаляпин не прошел строгий отбор. Вместо него взяли окающего парня, будущего писателя Максима Горького, который задержался в театре ненадолго. Через несколько лет они подружились – и так часто со смехом вспоминали этот случай, что друзья сомневались – правда сие или байка.

      Вскоре после того провала Шаляпин поступил статистом в драматическую труппу, вместе с которой он кочевал по городам и весям. Он выступал и в драматических, и в оперных спектаклях. Хотя порой будущему миллионщику приходилось работать и и грузчиком. Он почти не учился вокалу. Только в Тифлисе, куда его на год занесла актерская судьба, Шаляпину давал уроки знаменитый певец Дмитрий Усатов. «Тифлис оказался для меня чудодейственным», – вспоминал Шаляпин. Там он стал басом-премьером.

      Фёдор Шаляпин

      «Вся сила в интонации»

      Первым по-настоящему поверил в Шаляпина Савва Мамонтов – меценат и промышленник, настоящий знаток искусства. В «Частной русской опере» – в том здании, где в наше время располагается московский театр оперетты – Шаляпин за несколько лет превратился в настоящую звезду, показав себя в самом эффектном репертуаре. О нем уже слагали легенды, и ходили в мамонтовскую оперу именно «на Шаляпина». У Мамонтова он разбил в черепки всю сценическую конъюнктуру. И, по существу, создал феномен русской исторической оперы. Шаляпину было, на что опереться. Уже существовали музыкальные полотна Модеста Мусоргского, Николая Римского-Корсакова, Александра Даргомыжского. Певец вдохнул в их оперы жизнь, наполнил их своим темпераментом, лукавством, расцветил характеры. Плечистый, ростом под два метра, не необыкновенно пластичный актер иногда находил ключ к роли в необычном жесте, в походке героя. «Такие люди являются для того, чтобы напомнить всем нам: вот как силён, красив, талантлив русский народ! Вот плоть от плоти его, человек, своими силами прошедший сквозь терния и теснины жизни, чтобы гордо встать в ряд с лучшими людьми мира, чтобы петь всем людям о России, показать всем, как она – внутри, в глубине своей – талантлива и крупна, обаятельна», – писал о нем Горький.

      Шаляпин не поражал трубной мощью вокала. Для русской традиции его голос был высоковат для баса. Но всё это не имело значение, когда артист выходил на сцену. Он умел и вполголоса петь так, что зал замирал от ощущение чуда. Это – чудо актерской подлинности, которого он сознательно добивался, создавая свои образы – штрих за штрихом. «Холодно и протокольно звучит эффектная ария, если в ней не разработана интонация фразы, если звук не окрашен необходимыми оттенками переживаний», – говорил певец.

      Он, прежде всего, был артистом. И не случайно Константин Станиславский создавал свою «систему», взяв за образец мастерство Шаляпина. Он достиг неповторимой манеры. Иногда шептал. Иногда пел, не разжимая губ, подвывал – если это помогало раскрыть героя или глубину романса. И – покорял публику.

      А началось с того, что молодой солист Мамонтовской труппы получил роль пушкинского Мельника в «Русалке» Даргомыжского. Легкомысленный князь погубил его дочь – и старый Мельник сходит с ума. Шаляпин долго разучивал партию, несчастный старик не давался ему. Помог драматический актер Мамонт Дальский. Он попросил Шаляпина не спеть, а прочитать вслух пушкинские стихи. И, выслушав певца, сделал замечание: «Ты говоришь, как мелкий лавочник, а Мельник – мужик степенный, у него же мельница, угодья». «Меня как иголкой прокололо замечание Дальского! Стыдно стало, но я понял – в интонации, в окраске слова и фразы – вся сила пения», – рассказывал Шаляпин. Он нашел суть образа: трагическое безумие сильной личности. Таким и пел Мельника – с небывалым успехом. Эта роль на десятилетия стала для него одной из коронных.

      Не менее ярким получился Еремка из оперы Александра Серова «Вражья сила». Сложная фигура! Обаятельный, но эгоистичный, даже коварный. Удаль, хитрость, ощущение трагедии – всё это есть в Еремке. И диапазон настроений – от смирения до мордобоя. Многие недюжинные таланты пели эту партию, но даже после несовершенной (по техническому качеству) записи Шаляпина слушать других исполнителей песни Ерёмки трудновато. Только он мог спеть виновато и в то же время разгульно; «Широкая Масленица! С головою похмельною, да с носами разбитыми…».

      А ключ к характеру Ивана Грозного в «Псковитянке» Николая Римского-Корсакова Шаляпин нашел, научившись с особой вкрадчивостью пропевать одну фразу: «Войти аль нет?» В ней – и непредсказуемость Грозного, и его лицедейская натура.

      От Грозного – один шаг к другому ключевому шаляпинскому образу – Мефистофелю. Он пел его в двух разных операх – Шарля Гуно и Арриго Бойто. Куда-то ушла волжская стать певца – и на сцену вышел высокий, но худощавый дух лжи, настоящий искуситель. От его цинизма, от его насмешек брала дрожь. Он перевоплощался с такой силой, что, не будучи