Иван да Марья. Маша Трауб

/p>

      – А ты еще обещала мне стиралку на Восьмое марта подарить, – тоном капризного ребенка сказала мать.

      – Так я и подарила, – еще больше удивилась Катя.

      – Мне тяжело руками стирать, а старая машинка совсем не крутит, – продолжала мать, как будто не слышала.

      – Мам, у тебя в ванной стоит новая машина. И плита тоже новая. Мы ее вместе выбирали. Забыла?

      – Ничего я не забыла, – ответила мать обиженно. – А вот ты про меня совсем не помнишь. Живи, мать, как хочешь. А если плита взорвется? Ей же столько лет, сколько тебе! И руки у меня уже совсем не держат – выкрутить пододеяльник не могу! А тебе все равно!

      – Хорошо, мам, приеду, все поменяю, – сказала Катя, чтобы прекратить этот бессмысленный разговор.

      Оказалось, что у матери Альцгеймер, она знала о диагнозе, но скрывала его от Кати.

      Началось с плиты и стиральной машинки, которые в памяти матери остались старыми и нуждались в замене. Потом стало хуже.

      – Ты почему столько времени не звонишь? – закричала мать, позвонив. Катя поговорила с ней накануне.

      – Мамуль, мы же вчера с тобой разговаривали…

      – Я тебе уже три часа дозваниваюсь! Ты же знаешь, что я на этом новом телефоне цифр совсем не вижу. Три часа звоню и попадаю не туда. А если со мной что-то случится? Как я тебе позвоню? И кстати, почему ты не подходишь к домашнему телефону?

      – Мам, я же тебе сто раз говорила – звони мне на мобильный. Я всегда с ним. Домой я только к вечеру добираюсь.

      – А как звонить на твой мобильный? А сколько мне это будет стоить? Квитанция придет? Я же до сберкассы не дойду!

      – Мам, у тебя там над телефоном записочка висит с цифрами. Я тебе в прошлый раз написала все. Ничего сложного.

      – Мне привычнее звонить тебе на домашний. Его я помню.

      – Хорошо, только не нервничай.

      Катя разрывалась между работой и заботами о матери. Она платила соседке, чтобы та следила за ней, мыла полы в доме, приносила еду. Женщина оказалась хорошей, внимательной, но мать была недовольна. Каждые выходные Катя рвалась в деревню. Недалеко вроде бы, но за субботу и воскресенье она выматывалась так, что работа в офисе ей казалась отдыхом. Катя приезжала в деревню и начинала уборку – мать жаловалась на пыль, грязные окна, пол в пятнах. Была недовольна сиделкой – та неряха, все вечно переставляет с места на место – ничего найти нельзя. И гладит плохо, с одной стороны, абы как. И полы моет шваброй, а не руками. И готовит плохо – суп и то нормальный сварить не может.

      – Мам, у тебя же диета. Тебе нельзя жирное, жареное, – убеждала ее Катя.

      – Это ты специально выдумала, чтобы мяса мне не покупать, – стояла на своем мать.

      Когда Кате на работе предложили командировку на две недели, она легко согласилась – хотела уехать, чтобы под любым предлогом не звонить матери, отодвинуть от себя ее болезнь.

      – Мам, мне нужно уехать. Я не приеду в выходные.

      – Ну и не надо. Ты и так тут целыми днями толчешься, – ответила мать. – У тебя хоть работа-то есть? Чего ты дома сидишь? Надо работать. Я в твои годы…

      Катя уехала. Но сердце было неспокойно. Она так и не смогла расслабиться, отключиться и хоть на время забыть о том, что ее ждет дальше. Вернувшись, прямо из аэропорта она отправилась к матери.

      – Ты чего? – та встретила ее на пороге, как будто ждала. – Что-то случилось?

      – Нет, мам, просто приехала тебя навестить.

      – Так вчера же только была!

      – Мам, меня не было две недели. Я только вернулась из командировки.

      – Не морочь мне голову! Какая командировка? Ты же даже не работаешь! Мою пенсию уже потратила! Сама заработать не можешь и меня обираешь!

      Кате исполнилось пятьдесят. Теперь она осталась одна – не нужная ни матери, ни единственному сыну, который жил своей жизнью. Сыну от нее нужны были только деньги. Матери вообще непонятно, что было нужно.

      Катя держалась за работу руками и ногами, понимая, что тянуть их обоих придется до последнего. Ей нужна была работа, чтобы куда-то уходить, хотя бы шесть часов не думать о том, что ее ждет дома. Сын опять станет сидеть перед компьютером с остекленевшим взглядом. Мать позвонит, и Катя по первым словам будет пытаться понять, в каком она состоянии. Просвет или опять все плохо? Сын бабушку ненавидел и считал ее сумасшедшей старухой. Впрочем, мать он тоже ненавидел, потому что она ему ничего не дала в жизни – ни квартиры, ни денег, ни машины. Он считал, что Катя ему должна. Когда она к нему подходила и спрашивала, как дела, сын надевал наушники и погружался в свой виртуальный мир.

      Катя с этим смирилась. Давно.

      Как-то она приехала к матери, та вроде была «в себе».

      – Катюш, у тебя ребенок-то есть? – вдруг ласково, жалостливо спросила мать.

      – Есть, сын, твой внук, – ответила Катя.

      – А откуда ребеночек? Ты же замужем