Абидосская невеста. Джордж Байрон

тье молодое,

      Где кедр шумит и вьется виноград,

      Где ветерок, носящий аромат,

      Под ношею в эфире утопает,

      Во всей красе где роза расцветает,

      Где сладостна олива и лимон,

      И луг всегда цветами испещрен,

      И соловей в лесах не умолкает,

      Где дивно все, вид рощей и полян,

      Лазурный свод и радужный туман,

      И пурпуром блестящий океан,

      И девы там свежее роз душистых,

      Разбросанных в их локонах волнистых?

      Тот край – Восток, то солнца сторона!

      В ней дышит все божественной красою,

      Но люди там с безжалостной душою;

      Земля как рай. Увы! Зачем она —

      Прекрасная – злодеям предана!

      В их сердце месть; их повести печальны,

      Как стон любви, как поцелуй прощальный.

      II

      Собрав диван, Яфар седой

      Сидел угрюмо. Вкруг стояли

      Рабы готовою толпой

      И стражей быть и мчаться в бой.

      Но думы мрачные летали

      Над престарелою главой.

      И по обычаям Востока,

      Хотя поклонники пророка

      Скрывают хитро от очей

      Порывы бурные страстей —

      Все, кроме спеси их надменной;

      Но взоры пасмурны, смущенны

      Являли всем, что втайне он

      Каким-то горем угнетен.

      III

      «Оставьте нас!» – Идут толпою. —

      «Гаруна верного ко мне!»

      И вот, Яфар наедине

      Остался с сыном. – Пред пашою

      Араб стоит: – «Гарун! Скорей

      Иди за дочерью моей

      И приведи ко мне с собою;

      Но пережди, чтоб внешний двор

      Толпа военных миновала:

      Беда тому, чей узрит взор

      Ее лицо без покрывала!

      Судьба Зулейки решена;

      Но ты ни слова; пусть она

      Свой жребий от меня узнает».

      «Что мне паша повелевает,

      Исполню я». Других нет слов

      Меж властелина и рабов.

      И вот уж к башне отдаленной

      Начальник евнухов бежит.

      Тогда с покорностью смиренной

      Взяв ласковый и нежный вид,

      Умильно сын к отцу подходит

      И, поклонясь, младой Селим

      С пашою грозным речь заводит,

      С почтеньем стоя перед ним.

      «Ты гневен, но чужой виною,

      Отец! Сестры не упрекай,

      Рабыни черной не карай…

      Виновен я перед тобою.

      Сегодня раннею зарей

      Так солнце весело играло,

      Такою светлою красой

      Поля и волны озаряло,

      Мой сон невольно от очей

      Бежал; но грусть меня смущала,

      Что тайных чувств души моей

      Ничья душа не разделяла;

      Я перервал Зулейки сон, —

      И как замки сторожевые

      Доступны мне в часы ночные,

      То мимо усыпленных жен

      Тихонько в сад мы убежали, —

      И рощи, волны, небеса

      Как бы для нас цвели, сияли,

      И мнилось: наша их краса.

      Мы день бы целый были рады

      Вдаваться сладостным мечтам,

      Межнуна сказки, песни Сади

      Еще милей казались нам, —

      Как вещий грохот барабана

      Мне вдруг напомнил час дивана, —

      И во дворец являюсь я:

      К тебе мой долг меня приводит.

      Но и теперь сестра моя —

      Задумчива – по рощам бродит.

      О, не гневись! Толпа рабов

      Гарем всечасно охраняет,

      И в тихий мрак твоих садов

      Лукавый взор не проникает».

      IV

      «О сын рабы!» – паша вскричал:

      «Напрасно я надеждой льстился,

      Чтоб ты с годами возмужал.

      От нечестивой ты родился!

      Иной бы в цвете юных дней

      То борзых объезжал коней,

      То стрелы раннею зарею

      Бросал бы меткою рукою,

      Но грек не верой, грек душой,

      Ты любишь негу и покой,

      Сидишь над светлыми водами

      Или пленяешься цветами;

      Ах! признаюсь, желал бы я,

      Чтоб, взор ленивый веселя,

      Хотя