Семена Перемен. Егор Данилов

стонами раненых. Тем, кого убили сразу, повезло. Остальные предоставлены собственной боли. Мало кто может ее выдержать, сохранив достоинство. Каждый cломается по-своему – кто-то раньше, кто-то позже, – но cломаются все. Опцио́н Гену́ций, потеряв ногу, визжит, как свинья, когда рану прижигают каленым железом. Не помогают ни годы службы, ни знак отличия – продольный гребень на шлеме. Говорят, он повидал много походов и в конце прошлого года должен был завершить службу, но началась Большая война и призывать начали даже ветеранов.

      Кажется, никто не понимает, за что воюет. Обычная жизнь закончилась, а вместе с ней закончились и привычные цели: завести семью, построить дом, вырастить детей. Счастье сейчас – дотянуть до завтрашнего дня, получить свою порцию похлебки из общего котла, пару часов поспать. Раньше это казалось чем-то обыденным, теперь – роскошь.

      Трубы предупреждают о новой атаке. Центурия выстроена, пи́лумы готовы встретить самых отчаянных. Бросок. Тонкие наконечники врезаются в щиты, тяжелые древки тянут их к земле. Пришло время мечей, смертей и крови.

      Когда тебе двадцать, у тебя нет выбора.

      Часть I. Эрик

      Глава 1. Другие вещи

      Э́рик бежал по улочкам Па́теры. Прямо перед ним, скрытая у основания домами, высоко в небо уходила огромная Башня. Ее отвесные склоны чернели, словно шкура соседского кота, а стаи городских голубей никогда не поднимались выше середины. На таком расстоянии отдельных птиц уже не было видно. Их группы казались похожи на размытые, постоянно меняющие формы полупрозрачные кляксы, в очертаниях которых мальчику виделись образы волшебных летающих животных из маминых сказок. С вершины титанической Башни, словно из жерла вулкана, извергались клубы дыма и пепла, застилавшие небо от края до края. Покуда хватало глаз, если не оборачиваться, небосвод был холодно-серым и угрюмым, но Эрик знал, что за спиной, со стороны серпа, упрямые лучи Светил пробивали толщу смога и окрашивали его в голубые и желтые тона.

      В правой руке Эрик держал три камушка. Нашел их на площади и теперь перекатывал в ладони. Круглые и шероховатые, привычно-серого цвета, они неуловимо отличались от остальных. Ми́я, старшая сестра, посмеивалась всякий раз, когда он пытался втолковать, чем его привлек тот или иной предмет. «Совсем из ума выжил?» – говорила она, а Эрик краснел и злился. Как можно объяснить то, что не понимаешь сам?

      На одном из перекрестков дорогу преградила пара широкоплечих ли́беров в серых балахонах с гербами Культа Чаши – золотыми кубками на красном фоне. Мальчик покрутился вокруг, но заглянуть за спины так и не смог.

      – Эй, малой, – окликнул Эрика крепко сложенный мастеровой-гудда́р. – Полезай-ка на плечи. Смотрю тебе шибко интересно, что там происходит. Свои своим всегда помогают! – Гуддар ухмыльнулся, обнажив нестройный ряд зубов. – Давай, смелей!

      Эрик забрался на плечи и только потом догадался неловко сказать:

      – Спасибо.

      – Да брось, – отмахнулся тот. – Твой поди моему сыну тоже подсобил бы! Так ведь? Правильно говорю?

      – Правильно, – улыбнулся Эрик. Отец любил детей и никогда не бросал никого в беде.

      – Вот. Гуддары своим всегда помогают! И ты мотай на ус, хоть усов у тебя пока и нет, – мастеровой фыркнул от собственной шутки. От него пахло потом и железом. Эрик подумал, что он, наверное, тоже работает в кузне, как и отец. Плечи у мастерового были сильные и крепкие, сидеть на них – одно удовольствие. – Ну так что там, видно тебе?

      Эрику было видно. За широкоплечими либерами шествовала процессия из служителей Культа разных рангов: аколи́тов, целли́тов и ораторов. Все они несли чаши или кубки, ярко сверкавшие в лучах Светил, начавших свой Третий Оборот и клонившихся к закату. Замыкали колонну с десяток могучих воинов на рослых лошадях и в полном боевом облачении. Эрик вытянул шею и залюбовался: темные доспехи, за спинами – треугольные щиты, у седел – мечи в ножнах, в руках – длинные копья с развевающимися на ветру прапорами.

      – Культисты идут, – сообщил Эрик мастеровому. – Некоторые на лошадях, при оружии и в доспехах.

      – Деканы, стало быть, – задумчиво проговорил тот.

      Процессия прошла, и либеры освободили дорогу. Мальчик еще раз поблагодарил мастерового и вприпрыжку побежал дальше.

* * *

      – А, это ты, Эрик, – встретил мастер Фро́уд в дверях книжной лавки. Старое лицо выглядело встревоженным и от этого казалось еще более иссохшим, чем обычно. – Что-то случилось?

      – Вот. – Эрик протянул старику клочок бумаги. – Отец передал записку.

      Мастер Фроуд забрал листок и, уступая дорогу, проговорил:

      – Заходи, сегодня в городе неспокойно. Понимаю, что в тринадцать сложно усидеть на месте, но ты уж постарайся.

      Эрик послушно нырнул в тесное помещение: повсюду привычные полки с книгами, полумрак, запах бумаги, пара свечей на прилавке. Мальчик обожал это место. Здесь можно закрыть глаза и представить себя отважным воином, древним правителем или странствующим торговцем. В одно мгновение стать кем угодно и посетить какое угодно место. Старые книги