Котики & Детектив. Татьяна Устинова

грязном белом фартуке пинал сапогом, а я ничем не мог ему ответить, потому что зубами и когтями яростно вонзался в заледенелый куриный окорочок. Да, я украл его, признаюсь. Но прошу учесть: я родился и вырос в окружении воров! «Колония» – так называлось то место, где я начал свой жизненный путь.

      Лешка выхватил меня из-под ног разозленного мужика и унес подальше.

      – Эх ты, Толстой, – приговаривал он, промывая холодной водой мои и свои раны. – Непротивление злу насилием практикуешь? Дурашка…

      Я вырывался и шипел. Я был тогда слишком юн, чтобы понять, что этот тощий пацан с подбитым глазом и руками в цыпках и ссадинах – мой человек. Мне казалось, я достоин лучшего друга, чем жалкий тип, чье место у параши. Это теперь я знаю, что своих нужно любить со всеми недостатками.

      Как говорил мой тезка Лев: «Без любви жить легче. Но без нее нет смысла».

      Мы с Лешкой сблизились. Я позволял ему брать меня на руки и зарываться мокрым лицом в мою мягкую шерсть. Он приносил мне те жалкие кусочки мяса, которые вылавливал в тарелке с баландой. Я бы не ел их – было жаль лишать пацана и без того скудной пищи, но он расстраивался, когда я отказывался от его подношений, а мне не хотелось его обижать. Его и без того все подряд обижали.

      Мне тоже жилось несладко, но кот – не человек, его трудно удержать в пределах периметра. Я вырыл лаз под оградой, выбирался в поля и мышковал там, одновременно удовлетворяя потребности в пище и в развлечениях.

      Лешка составить мне компанию не мог.

      – Я сижу тут, Толстой, понимаешь? – объяснял он мне, размазывая по вечно чумазому лицу соленые слезы. – И когда хожу, и когда сплю, и когда работаю – все равно сижу.

      Сел Лешка за то, что пытался вынести из супермаркета замороженную курицу. В этом есть некоторая изящная ирония, не находите? Сырая курятина привела Лешку в колонию, и она же стала поводом нашего с ним знакомства.

      – Денег не было ни копейки, мать болела, а врач сказал кормить ее свежим куриным бульоном, – рассказывал он мне. – Я пошел и украл. Одну курицу, честное слово! А они заявили, что я там кучу всего утащил. Одного виски дорогущего пять бутылок, какие-то конфеты, колбасу, сыр, хамон… Почти на тридцать тысяч насчитали. А это, друг мой Толстой, статья 158 УК РФ, часть первая. Штраф в размере до двухсот тысяч рублей, исправительные работы на срок до двух лет либо лишение свободы на срок до пяти лет. Мне вот дали два года…

      Я тогда плохо понимал, сколько это – два года, но мне казалось, что вместе мы как-то дотянем. Как же… «Все строят планы, и никто не знает, проживет ли он до вечера», – мудро сказал мой тезка Лев.

      Лешкина мать умерла, но у него осталась сестра, я ее видел – она иногда навещала его, – и она мне понравилась. Приятная девушка, хоть и плакса. Как, впрочем, и сам Лешка.

      Хотя девчонка полагала, что куда умнее брата и располагает более богатым жизненным опытом.

      – Ну почему ты всегда оказываешься крайним, Леша? – вздыхала она на редких свиданиях. – Вечный стрелочник, терпила. Всякий, кому нужно свалить вину на другого, непременно находит тебя!

      Мне не нравился тон, каким это говорилось, я обижался за Лешку и шипел на девчонку. А она оказалась права!

      Когда в СМИ просочилась информация о том, что заключенные в колонии скрашивают себе безрадостное существование наркотиками, тем, кто обеспечивал доставку дури на охраняемую территорию, понадобился беззащитный и безропотный крайний. Тот, на кого можно все спихнуть.

      Догадываетесь, кто им стал?

      Антон Рогов

      – Добрый день, – несколько неуверенно произнес мой гость и огляделся, будто надеясь увидеть подтверждение того, что этот понедельник и впрямь не так уж плох.

      Тут я ничем не мог ему помочь. Интерьер моего скромного офиса – три на четыре метра в полуподвале – даже мне самому не добавляет оптимизма. Хотя я планирую перекрасить стены и купить новую мебель. Когда-нибудь потом, когда частный сыск станет более прибыльным делом.

      – Это вы Антон Рогов, частный детектив? – Гость засмотрелся на оригинальную инсталляцию – единственное украшение моей берлоги.

      Я аккуратным рядком разместил на полке скрипку, распятие и курительную трубку. Кто в теме, поймет намек на моих более известных коллег: Шерлока Холмса, патера Брауна и комиссара Мегрэ.

      – Он самый, – подтвердил я и жестом пригласил гостя присесть.

      Он занял единственный стул, а я – компьютерное кресло за столом. Таким образом была задействована вся имеющаяся в кабинете мебель. Стопроцентная эффективность – это радует.

      – Я Герман Громов, адвокат, – представился гость.

      – Герман Громов, Герман Громов… – Где-то я уже слышал это красивое имя.

      Гость поморщился:

      – Не ожидал, что так быстро подключатся СМИ. И будут столь тенденциозны.

      – А-а-а, вы – тот самый адвокат, который напал на судью! – вспомнил я и поудобнее устроился в кресле.

      Люблю бунтарей и протестантов. Сам такой.

      – Не