Птичка для сталкера. Маша Малиновская

глупостях. Надоело блистать в свете софитов, надоело улыбаться до спазма скул.

      А началось всё с дурацкого конкурса в университете в середине первого курса. На конкурс самодеятельности между факультетами нужно было записать ролик. Мы с девчонками спели песню, наш номер одержал победу, а потом вдруг с невероятным успехом разлетелся по интернету.

      А мне этого вообще было не нужно. Я хотела и дальше быть скромной и незаметной. Но уже через неделю начались звонки мне, потом отцу. Почему-то из троих девочек, с кем мы записали видео, присмотрелись только ко мне.

      Я думала, отец придёт в ярость, но, к моему огромному удивлению, он вдруг поддержал эту идею. Хотела ли я на сцену? Нет. Хотела ли, чтобы в торговом центре, стоило мне снять очки, кто-то из молодёжи обязательно подходил бы с просьбой сфотографироваться? Нет. Хотела ли я, чтобы в группе со мной почти перестали общаться, потому что «твой папочка проплатил»? Конечно же, нет.

      Единственное, что ещё цепляет меня – это совместный альбом с «Wet rain», над которым работаем. На репетициях с ними я чувствую себя живой. Завидую их лидеру Владу Миксаеву – он делает что хочет. Поёт о чём хочет, живёт как вздумается. Технологи, преподаватели, режиссёры, продюсеры учили меня как петь, как двигаться, как улыбаться, как вести себя на сцене, но жить на ней научил именно Миксаев. Своим примером.

      – Может с нами, Надюш? – обнимает за шею своей здоровенной ручищей, когда после песни спускаемся за кулисы. – Тусанём. Потрахаемся.

      – Да ну тебя, – смеясь, сталкиваю его руку с плеча. – Тебе есть с кем потрахаться.

      Вообще, мы с ним это уже выяснили ещё после какого-то общего концерта на день города год назад. Он ввалился ко мне в гримёрку и заявил на голубом глазу, что я ему понравилась, и он не прочь поиметь меня прямо на месте. Сказать, что я охренела – ничего не сказать. Попыталась выпереть за дверь, но получила другое предложение взамен – вместе спеть. Так и подружились с ним и его командой. Но кто может запретить Миксу пошлить?

      – Ну да, ты же у нас ни-ни, – ржёт. – Чистый светлый образ целки.

      – Отстань, Влад, – качаю головой и направляюсь в свою гримёрку.

      Образ образом, но тут Влад не совсем прав. Секс у меня был один единственный раз почти два года назад. В ответ на удушливый контроль отца я сбежала в окно на своё восемнадцатилетие, ещё до всей этой истории с музыкой, и пошла с подружкой из института в клуб, там напилась и переспала с парнем. Признаюсь, я почти ничего не помню. Было стыдно перед самой собой, но я ни о чём не жалею.

      Захожу в гримёрную и закрываю дверь изнутри на щеколду, пока не пришёл Артур. Он мой менеджер, которого контролирует отец. Не хочу его видеть, не хочу оставаться с ним наедине. В последнее время Артур ведёт себя странно. Меня коробит от его взглядов. Да, он продвинул меня так высоко, умеет так организовать концерты, репертуар и сценический образ, что это обязательно будет иметь успех. Но в последнее время он стал жёстче, и под его взглядом мне все чаще становится неуютно. Будто я голая. Это напрягает.

      Падаю на стул у длинного зеркала, сдвигаю в сторону по столешнице банки с косметикой и подставки с расчёсками и ставлю локти, а потом кладу лицо на ладони. Запустив пальцы в волосы, встряхиваю их, круша укладку. Мои пять минут тишины, пока Артур не стал стучать в дверь.

      Глубоко дышу, пытаясь расслабиться, когда обоняние улавливает знакомый запах. Розы. Внутри пробегает леденящая дрожь.

      Снова он.

      Как? Как он это делает? Вот уже четвёртый месяц, как после каждого концерта я нахожу у себя в гримёрной розу и записку. Даже если помещения для артистов охраняемы. Даже если возле личной моей будет стоять человек отца, роза и записка обязательно будут.

      Я его видела. Уверена. Уже на нескольких концертах сзади толпы или где-то в углу, но мой взгляд выхватывает парня в тёмном капюшоне. Призрак без лица. И я почему-то уверена, что это именно он.

      Роза лежит на подоконнике, обвитая чёрной лентой, а под ней записка.

      Мои пальцы дрожат, а в горле пересыхает. Я его боюсь. Боюсь белых стихов, что он пишет мне. Боюсь роз в чёрных лентах.

      «Чтоб тебе там дышалось легко и жизнь состояла не только из зла и лжи, говорю тебе вслед, понимая: фальшь, за которую не простить.

      Сердце жаждет беды для тебя и зла, чтобы ты сама себя не спасла, и тогда я – рыцарь в гнилой броне – появлюсь, чтоб тебя спасти.

      С любовью и похотью.

Твой поклонник»

      Глава 2

      Отшвыриваю и открытку, и розу, больно уколовшись о шип.

      Да где же ты взялся? Чего хочешь?

      Обхватываю себя руками и тру плечи, пытаясь унять озноб. Начинает казаться, что я в гримёрке не одна. Будто он тоже где-то здесь, прячется в ночи, скрывая лицо под своим чёрным капюшоном и маской.

      В полутёмной комнатке, освещаемой лишь фонариками гримёрного зеркала, мне вдруг становится жутковато. Слишком много теней по углам у шкафов.

      Я даже не переодеваюсь. Натягиваю пальто, заталкиваю джинсы