Последний оплот цивилизации. Петр Верещагин

ни действительно разумными? Хотя бы с их собственной точки зрения? Не знаю и не представляю, как мы сможем когда-либо узнать это.

      Если же они НЕ БЫЛИ действительно разумными, то я надеюсь, что никогда не доживу до того времени, когда мы свяжемся с кем-либо, похожим на них, но кто БУДЕТ разумным. Я знаю, кто проиграет. Я. Вы. Так называемая человеческая раса.

Роберт Ансон Хайнлайн «Кукловоды»

      Кривое зеркало

      Слова эти не описывают того, что случилось.

      Они не описывают ничего, да и не могут описать. Слова отражают действительность, но отражение это – искаженное. Кто бы ни был автором слов и сколь бы этот автор ни хотел поведать истину.

      И не потому, что истины не существует. Ее и правда не существует, только дело не в этом.

      Вполне достаточно и того, что автор вообще есть, того, что реальная картина отражена лишь в его словах. Отражена со столь малой точностью, что даже самое кривое из зеркал по сравнению с его речью – просто-таки эталон правдивого изображения…

      Слова клубятся серой пеленой,

      Ложась на лист бессмысленной волной.

      Тончайшая игра оттенков, красок,

      Рифмованный узор, орнамент сказок —

      Кому нужны они, коль суть – пуста,

      Коль смыслом речи стала Пустота?

      О чем писать, когда огонь угас, —

      О пепле? (чтоб его не видел глаз!)

      О холоде? (будь проклят он вовеки!)

      О черном безрассудстве Человека,

      Сменявшего себя и свой удел

      На чуждый путь незавершенных дел?..

      Бесцветной дымкой слов затянут лист,

      Что был недавно ясен, бел и чист,

      Что обещал в безмолвной красоте

      Приблизиться к Великой Пустоте…

      Пустой, он полон смысла был; слова

      Заполнили его, а суть – мертва.

      О чем писать, когда уходят сны, —

      О светлых днях ушедшей старины?

      О рокоте железного набата

      И тех, что были под шумок распяты?

      Все это было. Много, много раз;

      Сколь мало смысла у затертых фраз…

      Сверкает серебро великих Слов,

      Слепящих лишь отъявленных ослов;

      Лист, мудростью наполненный небес,

      Спасает тех, кого попутал бес,

      И святость свитка – выше всех вершин;

      Воистину, смысл должен быть один.

      О чем писать, когда слова – пусты,

      И ужас подступающей Черты

      Возвышенные речи обращает

      В истерику, когда никто не знает,

      Что сказанное слово – не вернуть,

      Что порождает слов сплетенье – Путь?

      Трещина. Лишь в этом наш успех

      Граница Разлома. Буро-седой туман, сладкая приторная вонь, горячее дыхание подземелий. Под свинцово-фиолетовой тяжестью небосвода бугрится Стальная Радуга, у подножья которой Разлом исчезает сам собою, как отрезанный.

      Глубины Разлома не ведает никто. Поправка: не ведает никто из тех, кому известно слово «глубина» и его значение. То есть никто из людей. Измененные, обитатели бесплодных земель по обе стороны Разлома, словами не интересуются. Как не интересуются они и многим другим, чему нет места в новом мире.

      Когда-то говорили «в новом, лучшем мире»; но было это в те далекие времена, когда нового мира еще не существовало, и говорящие могли хотя бы надеяться, что он окажется лучшим… Рожденных в старом мире среди людей уже не оставалось, и все-таки они помнили – лучший мир уже был. Дальше, в будущем, их ожидало только худшее. Измененные же, порожденные новым миром, вообще не задавались такими отвлеченными понятиями, как «лучший» и «худший»…

      На краю Разлома вырастает узкоплечая фигурка, недостаток телесной мощи ее обладатель восполняет проворством и неуловимой грацией хищного насекомого. Одежда в грязи, темно-пятнистая зелень вполне соответствует колеру местности. Цепкий и широкий взгляд в одну сторону, в другую. Ни одного Измененного поблизости нет.

      Нетерпеливый жест левой рукой, и разведчик выбирается наружу.

      Следом за ним появляется второй, и третий, и четвертый. Эти сложены покрепче, но одеты так же и перемазаны не меньше. У двоих в руках копья, третий бережно прижимает к груди какой-то мешок.

      Участок, на котором в прежние времена повесили бы знак «осторожно, обвал». Еще один. Еще… Вот юго-восточный край Болота, почва здесь почти твердая, лучшего места рядом нет. А знак «опасность» здесь и без того поставлен на каждом шагу – в умах тех, кто разумеет такие знаки.

      До Холма недалеко, там Стена и за ней Измененных можно не опасаться. Беда в том, что как раз в этом «недалеко» они и обретаются, там – их территория, там их не приметить издалека. На Болото даже разведчикам лучше не соваться.

      Только