Ключи от счастья. Арина Ларина

к маме на работу заехать.

      – Но мы всё равно встретились…

      – Всё равно…

      – Ты самая красивая девушка на свете…

      – Правда?

      – Правда. Можно тебя поцеловать?

      – Поцеловать…

      – Просто скажи «да».

      – Дззззыыыынннннь!

      Будильник, мерзкий разрушитель романтики, сказки и девичьей мечты, самым подлым образом ответил за неё. Да уж – самые красивые девушки на свете не отвечают на предложение поцеловаться раскалывающим голову звоном. Они вообще такие звуки издавать не умеют.

      Эх… Остатки сна вялыми хлопьями спланировали на пол и исчезли, словно их и не было.

      Вот тебе и поцеловалась.

      Сны каждый раз были разными, только принц был один и тот же. Пора было начинать писать роман в картинках. А что, к выпускному набралась бы целая эпопея. Лев Толстой все ногти сгрыз бы от зависти, если б узнал…

      Слякоть под ногами тоскливо чавкала, присасываясь к подошве и в последний момент нехотя позволяя вырваться. Словно оглашенные орали воробьи и вороны, лениво шуршал метлой дворник.

      Чавк-чавк! Чирик-кар! Швырк-швырк!

      Воздух одуряюще, сказочно пах весной. В голове рождались всякие позитивные мысли, и сердце билось как-то по-иному. Не как в зябком январе или мрачном ноябре. Нет! Сейчас почему-то верилось в чудо. И обязательно должно было случиться что-то этакое. Ведь ночью ей опять приснился ОН. Всё было так романтично, так красиво, пока в сказку не ворвался отвратительный звон будильника. Эх, как это было не вовремя!

      Перекинув сумку на другое плечо, Кира обречённо замерла перед бескрайней лужей. Лужа размерами смахивала на пруд. А тревожная рябь, изредка пробегавшая по её поверхности, навевала мысли о приличной глубине и смутной опасности – того гляди тёмные воды пропорет акулий плавник.

      Пришлось тащиться в обход. Это было всяко лучше, чем в прыжке не долететь до другого края и приземлиться прямиком в гостеприимную жижу. День начинался отвратительно. Впрочем, как и многие другие. Кире Иванцовой, ученице десятого «а» класса, в последнее время категорически не везло. Да и по жизни, можно сказать, вовсе не везло.

      Ветер нахально трепал чёлку, сводя на нет ночные усилия бигуди.

      – Хорошо ещё, что лаком не залила, – пробормотала девушка, пытаясь поймать трепыхающиеся под рукой остатки причёски. – Сейчас, наверное, как горгона Медуза была бы.

      Последствия контакта залитых лаком волос с ветром она уже однажды наблюдала у исторички. Валерия Ричардовна, учительница истории, по совместительству завуч, в просторечье – Черда, была дамой крайне жёсткой, громогласной и не всегда справедливой. Поэтому, когда однажды она заявилась в школу с торчавшими во все стороны волосами вместо обычного прилизанного пучка, ученики мстительно ржали и снимали недоумевающего педагога на телефоны. Размеры катастрофы Валерия Ричардовна смогла оценить, лишь добравшись до зеркала в учительской.

      Как выяснилось позже, Черда сделала себе стрижку каре, обильно залила новоприобретённый образ лаком и потопала на работу. Весёлый ветер тут же вздыбил всю жидкую растительность на голове ничего не подозревавшей исторички, а дети получили массу удовольствия и поводов для обсуждения.

      Зато большинство барышень взяли на заметку этот полезный жизненный опыт: не пользуйся лаком в ветреную погоду. Даже если реклама обещает тебе намертво забетонировать любую причёску. Реклама всё врёт, а учиться лучше на чужих ошибках.

      – Кирка! Шапку надень! Я всё вижу! – трубно возвестил откуда-то сверху мамин голос.

      – Ёлки-палки, – пробормотала Кира, торопливо выуживая из кармана вязаную шапочку. – Прям «Маша и медведь». Высоко сижу, далеко гляжу.

      Натянув головной убор до самых бровей, она задрала голову и помахала маячившей на балконе маме.

      Мама – она такая, с ней лучше не ссориться.

      Кира вообще была девушкой миролюбивой и старалась не ссориться ни с кем. Вот только жизнь складывалась как-то странно. Можно сказать – криво и нелогично. При всём Кирином дружелюбии, позитивном характере и открытости окружающим друзей у неё не было. То есть вот вообще – никого.

      Единственная подруга Наташка Зюзина, с которой Кира дружила с детского сада, в восьмом классе переехала с родителями в Хабаровск, практически на край земли, и Кира осталась одна.

      Это обнаружилось внезапно.

      Конечно, Наташка с ней прощалась бурно, со слезами и соплями.

      – Ы-ы-ы-ы, как же мы теперь? – рыдала Наталья, словно её ссылали в Сибирь или вовсе отправляли катапультой на Луну с билетом в один конец.

      Кира её невнятно утешала. Разумеется, Наташке будет тяжело – новая школа, новый класс…

      – А я такая жи-и-и-ирная, – надрывалась Зюзина. – Наши все привы-ы-ы-ыкли, а там опять начнётся-а-а-а-а! Вот перестану жрать! Клянусь, переста-а-ану-у-у-у!

      Если учесть, что даже истерика не мешала Наталье параллельно запихивать