Белый пудель. Александр Куприн

уланина приговорили к телесному наказанию в размере десяти ударов розгами и он в «маленьком масштабе испытал всё, что чувствует преступник, приговорённый к смертной казни», твёрдо решила прочитать всё, что написал Буланин-Куприн, и как можно больше узнать о нём самом.

      И узнала, что родился он 26 августа, в годовщину Бородинского сражения, и был назван в честь Александра Невского (то-то, кадет, юнкер, поручик, он станет защитником Отечества на разных этапах истории). Родился в уездном городишке Пензенской губернии Наровчат, о котором шутили: «Наровчат, одни колышки торчат».

      Его отец, Иван Иванович Куприн, был классическим «маленьким человеком», мать же, Любовь Алексеевна Колунчакова, напротив, княжеских, восточных кровей. В 33 года она станет вдовой, а годовалый Саша – безотцовщиной. В ближайшие двадцать лет Саша в полной мере почувствует себя сиротой. Особенно остро во Вдовьем доме (в Москве, на Кудринской площади), куда будет приходить к матери: «Меня заставляли целовать ручки у благодетелей, – у мужчин и у женщин… Прислуга втихомолку издевалась над нами: дразнила меня горбатым… а мою мать называла приживалкой и салопницей». (Я тоже в детстве потеряла отца, соседка презрительно называла меня «безотцовщиной», и я знаю, как это больно.)

      За первый рассказ «Последний дебют», опубликованный 3 декабря 1889 года, юнкера Куприна посадили на гауптвахту. Он потом жалел, что не выпороли: может, тогда он бросил бы писать, ибо «нет горше хлеба на свете», чем писательский. Но не выпороли – и в литературе явилось новое имя: Куприн.

      Всероссийскую – и даже мировую – славу Куприну принесла повесть «Поединок». Её основой послужил опыт службы Куприна в сорок шестом Днепровском пехотном полку. В этой повести, написанной в год поражения России в Японской войне и в год первой русской революции, Куприн, что называется, попал в нерв событий.

      Перед глазами главного героя повести Ромашова (и читателей) проходит вереница, чтобы не сказать галерея, образов офицеров – невежественных, грубых, жестоких. Куприн впервые в русской литературе показал русскую армию изнутри. И русскому читателю стало понятно, почему эта армия потерпела поражение. Одни офицеры, прочитавшие книгу, предали Куприна анафеме, другие, узнав в её героях себя, призадумались. Генерал Пётр Краснов писал Куприну: «…тогда я понял, что многое блестит у нас не золотом, а позолотой, и со всею силою молодого организма я принялся за работу, чтобы исправить те прорехи, на которые Вы указали со всею силою Вашего таланта». А некто Князев в памфлете 1918 года «Красный трибунал. Процесс первый. Дело А. Куприна» заявлял: «Февральский переворот был совершён сказочно – легко и безболезненно благодаря повести Куприна «Поединок».

      Сам же Куприн в 1926 году каялся: «…никогда не следует писать ничего, что выставляет вашу родину в плохом свете… Всё в ней (повести «Поединок». – И.К.) было верно, но я был не прав».

      Что же это за книга – «Поединок»? Помнится, когда я прочла её в том самом белом трёхтомнике, я вычитала совсем другое. Может, эта книга и была об армии, но я узнала об ином поединке. О женской жестокости. Коварстве. Цинизме.

      Шурочка Николаева, несмотря на свою красоту и образованность, оказалась хуже самого последнего офицера-мужчины. И если кому-то эта книга объяснила исход Русско-японской войны и начало Февральской революции, то мне – вечное противостояние между мужчиной и женщиной.

      Мой Куприн был не только военным. Он сам набросал краткий перечень своих профессий. Он был «репортёром,

      управляющим при постройке дома,

      разводил табак – махорку-серебрянку в Волынской губернии,

      служил в технической конторе,

      был псаломщиком,

      служил на сцене,

      изучал зубоврачебное искусство – исключительно протезную технику (изготовление искусственных зубов),

      давал уроки детям,

      пробовал постричься в монахи,

      был заведующим учёта кузницы и столярной мастерской при сталелитейном и рельсопрокатном заводе в Волынцеве,

      в течение одного лета служил в артели подрядчика в Киеве по переноске мебели фирмы Лоскутова,

      носил кирпич на козе,

      работал осенью на разгрузке арбузов».

      К. Чуковский, хорошо знавший Куприна, писал: «Вечно его мучила жажда исследовать и понять, изучить, как живут и работают люди всевозможных профессий…» И, добавим, не только люди.

      Герой Куприна Платонов из повести «Яма», который уж точно является alter ego автора, заявляет: «…я хотел бы на несколько дней сделаться лошадью, растением или рыбой или побыть женщиной и испытать роды…» Но Куприн был не только любознательным, но и отважным: он поднимался на воздушном шаре и опускался в скафандре на дно моря. И это в начале прошлого века!

      В том самом белом трёхтомнике были у меня две любимые трилогии: о чудесах («Белый пудель», «Чудесный доктор», «Слон») и о любви («Олеся», «Суламифь», «Гранатовый браслет»).

      Ведь о чём ином рассказ «Белый пудель», где полунищий старик отказывается продать собаку, а мальчик-сирота, рискуя жизнью, эту собаку спасает, как