Зоя. Даниэла Стил

ский восторг, когда Федор подхлестывал лоснящихся вороных и те мчались еще быстрей.

      …Вот уже промелькнула мимо деревня, вот показались и стали приближаться два дворца-близнеца на въезде в Царское Село. Зоя улыбнулась им и стянула с левой руки меховую рукавичку, чтобы взглянуть на часы. Она обещала матери непременно быть дома к обеду и исполнит свое обещание, если… если только они не заболтаются с Машей, а это вполне вероятно. Великая княжна Мария Николаевна, Мари, Машка, была ее лучшей подругой, больше, чем подругой, – сестрой.

      Федор, обернувшись с козел, улыбнулся ей, а она звонко рассмеялась от радости. Какой чудесный нынче день! Она всегда любила балет: атласные туфельки и сейчас лежали рядом с нею на сиденье. Да, с самого раннего детства ей хотелось танцевать, и она не раз по секрету признавалась Маше, что мечтает сбежать из дому, поступить в Мариинский театр и репетировать, репетировать день и ночь! Улыбка вновь тронула ее губы: это была мечта, о которой нельзя было даже и сказать вслух, ибо люди ее круга не могли стать профессиональными танцовщиками. Но Зоя знала, что у нее есть талант, знала чуть не с пяти лет, и занятия с мадам Настовой были для нее необыкновенной отрадой. Она не щадила себя на репетициях и в «классе», втайне надеясь, что в один прекрасный день ее заметит великий хореограф Фокин…

      Постепенно мысли ее обратились к подруге – ведь это к ней, к Маше, мчала ее сейчас тройка. Отец Зои, Константин Юсупов, и император Николай были троюродными братьями, а ее мать Наталья, как и Александра Федоровна, была немкой. У них с Машей все было общее – и вкусы, и пристрастия, и интересы, и мечты: в детстве они боялись одного и того же, от одного и того же получали радость… Как же могла она не приехать сегодня к Маше, хоть и обещала матери, что не станет бывать в Царском, пока там все больны корью? Но ведь Маша-то чувствует себя превосходно, она совершенно здорова, а к остальным княжнам Зоя заходить не будет… Накануне Маша прислала ей записочку, где жаловалась на то, как ей тоскливо и скучно одной – и сестры, и брат-наследник лежат по своим комнатам.

      Крестьяне уступали тройке дорогу, сходя к обочине. Федор покрикивал на вороных. Он еще мальчиком был взят в услужение к деду Зои. Лишь для нее рискнул бы он навлечь на себя гнев барина и вызвать холодное, сдержанное неудовольствие барыни. Зоя, однако, пообещала, что никто ничего не узнает об их поездке в Царское. Ведь он возил ее туда тысячу раз: Зоя чуть ли не ежедневно навещала великих княжон. Что из того, если у наследника и его сестер – корь? Алексей – еще совсем мальчик, и к тому же у него слабое здоровье, он очень хрупок и болезнен, что всем известно. А Зоя – барышня здоровая, сильная и уж такая милая… В жизни своей не видывал Федор такой славной девочки. А его жена Людмила нянчила ее еще в младенчестве. Людмила умерла год назад от горячки, и потеря эта была для него ужасна, тем более что детей им бог не дал. Единственными близкими Федору людьми стали его господа.

      У ворот Федор осадил лошадей, от которых валил пар. Снег пошел гуще. К саням приблизились двое казаков в высоких меховых шапках и зеленых шинелях. Вид у них был грозный – но лишь до тех пор, пока они не узнали кучера и седока. И Федор, и Зоя были в Царском Селе всем хорошо известны. Казаки отдали честь, и тройка, минуя Федоровскую часовню, двинулась к Александровскому дворцу, который императрица любила больше других. В Зимнем дворце в Петербурге августейшая чета бывала только по случаю придворного бала или какой-нибудь торжественной церемонии. В мае они выезжали на дачу в Петергоф, лето проводили на яхте «Полярная звезда» или в Польше, а в сентябре всегда уезжали в Ливадию. Зою они часто брали с собой, и она проводила с ними все лето, пока не начинались занятия в Смольном институте. Ей тоже Александровский дворец нравился больше всех, это было любимое ее место. Она даже потребовала, чтобы ее комнату оклеили обоями точно такого же розовато-лилового оттенка, как и в спальне императрицы – тети Аликс. Мать удивлялась этому желанию, но все же выполнила его. А Мари всегда говорила, бывая у Зои, что словно бы и не уезжала из Царского.

      Федор спрыгнул с козел, когда двое подбежавших конюхов взяли лошадей под уздцы, и, протянув руку, помог Зое вылезти из саней. Воротник ее шубки заиндевел и был запорошен снегом, щеки разрумянились от мороза и двухчасовой скачки. «Успею выпить с Мари чаю», – подумала она и вошла во дворец. А Федор вернулся к лошадям. Среди царских конюхов у него было немало приятелей, которым он рассказывал городские новости, коротая время в ожидании барышни.

      Скинув шубу на руки горничным, Зоя сняла соболий капор, и по плечам рассыпались ее пышные, необыкновенно густые ярко-рыжие волосы, неизменно привлекавшие к себе всеобщее внимание, когда она ходила без шляпы, как, например, летом в Ливадии. Наследник Алексей очень любил дразнить ее рыжей и нежно перебирать эти огненные пряди. Для него Зоя была пятой сестрой: она была всего на две недели старше Мари, и они с детства пестовали мальчика, которого и мать, и сестры продолжали называть Беби, хотя ему было уже двенадцать лет. Сейчас Зоя спросила у горничных о его здоровье.

      – Бедненький, он весь покрылся ужасной сыпью и сильно кашляет, – покачала головой старшая из них. – Мсье Жильяр целый день провел сегодня у его постели. А государыня ухаживала за девочками.

      Алексей