Вдова его величества. Карина Демина

тересна, торопливо слизала каплю.

      Зажмурилась от удовольствия.

      Нет, жир горчил, и жарили на нем явно не первую порцию этих вот пирожков. И оттого горечь его пропитала тесто, а на золотистой корочке то тут, то там появились весьма характерного вида точки. Но само понимание, что она может вот так взять и облизать пальцы…

      Душа пела. Сердце колотилось.

      И только желудок опасливо заурчал, предупреждая, что привык к совсем иной еде.

      – Дорогая, – мьесс Джио к пирожкам отнеслась с некоторой долей предубеждения, а компот, понюхав, и вовсе отставила в сторону. – Не подумай, что я собираюсь критиковать твой выбор, хочу лишь напомнить, что следующая остановка лишь в Бристоне, до которого, если память мне не изменяет, более двадцати миль.

      Катарина икнула. Она помнила.

      Она прекрасно все помнила и даже осознавала, что эти двадцать миль в почтовой карете покажутся ей вечностью и что не стоит усугублять ситуацию, вот так пробуя весьма сомнительного качества пищу, но и отказать себе в этакой малости Катарина не могла. Более того, промычав в ответ что-то невнятное, она вцепилась в пирожок зубами, и тесто лопнуло, правда, не с той стороны, где ожидалось, и горячее повидло потекло на пальцы, а с них не замедлило плюхнуться на юбку.

      Что ж, следовало признать, что и у свободы имелись свои недостатки.

      Мьесс Джио молча протянула платок.

      – Благодарю, – Катарина позволила себе еще одну вольность, ответив с набитым ртом. Но пятно платком прикрыла. И пирожок доела.

      И даже без компота. Пирожок ладно, а вот с компотом и вправду не стоит. Целительские амулеты далеко не со всякой напастью справиться способны.

      – Не сожалеешь? – поинтересовалась мьесс Джио, забираясь в карету. Та была огромной снаружи, но притом удивительно тесной и душной изнутри.

      Жесткие лавки стояли столь плотно друг к другу, что Катарина невольно касалась других пассажиров не только руками, но и коленями, что, кажется, весьма радовало пухлого господина, устроившегося напротив. Во всяком случае, он поглядывал на Катарину с немалым интересом и время от времени даже подкручивал кончики великолепных усов.

      Или вот доставал часы. Откидывал крышку.

      Глядел задумчиво, не столько интересуясь временем, сколько используя возможность продемонстрировать собственное состояние. Часы были позолоченными, а цепочка, может статься, даже золотой. И сей факт весьма заинтересовал соседку Катарины, женщину дебеловатую, степенную, обожающую рюшечки и трех дочерей, имена, да и подробности жизни которых скоро узнали все независимо от своего желания. Больше всего доставалось господину, но он не злился, а, напротив, явно чувствовал себя польщенным.

      Интересно. И странно.

      Странна теснота. Запахи, которых становится все больше. Многие неприятны, но Катарина согласна терпеть. И даже не тянется за платком, что пропитан розовой эссенцией. Она разглядывает этих людей, столь необычных и непривычных, что даже страшно.

      Как она будет среди них? Вот так просто… взять и жить? Она уже забыла, что так можно.

      – А вы, стало быть, вдова? – женщина переключила внимание на Катарину. – И давно?

      – Давно, – сердце екнуло. А вдруг…

      И тут же Катарина одернула себя. Это просто разговор. Обыкновенный. Не стоит искать в нем скрытых смыслов.

      – Шесть лет.

      – Сочувствую, – без толики сочувствия сказала женщина. – Сколько вам лет?

      – Двадцать семь, – и здесь Катарина не лгала. Какой смысл?

      Женщина пожевала губами, будто решая, стоит ли тратить на Катарину собственное время и драгоценное мнение, но все-таки снизошла:

      – И стало быть, сирота?

      – Почти. Тетушка… вот… имеется.

      Упомянутая тетушка приподняла кружевной платок и кивнула, обозначая, что она и вправду имеется.

      – Печально, печально… у меня есть одна знакомая, – женщина наклонилась, почти легла на колени пухлого господина, чье лицо вытянулось то ли от удивления, то ли от возмущения. То ли просто от страха не совладать с внушительными достоинствами случайной знакомой.

      Этак ведь и раздавить человека можно.

      – У нее весьма обширные знакомства, если вы понимаете… – громким шепотом произнесла женщина.

      Катарина не понимала, но кивнула.

      – И она весьма охотно способствует устройству личного счастья…

      Господин крякнул, а Катарина с трудом удержалась, чтобы не сказать, что ее счастье однажды уже устроили. Хватит.

      – И если пожелаете…

      На нее уставились, ожидая ответа. Фыркнула мьесс Джио, а Катарина, потупившись, пролепетала:

      – Понимаете… я… я так любила мужа… я до сих пор забыть его не могу. – И подхватила слезинку.

      – Ну и дура, – спокойно ответила женщина, возвращаясь на место.

      Как есть. Полная.

      Кто еще добровольно променяет великолепный