Мабуль. Михаил Савеличев

терпеливо ожидали исхода. Наконец панцирь лопнул, Гноиловы пальцы уперлись в плоть. Тело затихло.

      Гноил сполз на землю, разглядывая испачканные вонючей желчью руки. Все вокруг шевелилось, принимая в себя то, что уже не могло случиться. Тысячи и миллионы потомков, которые так и не родились, обращались, сгущались, затвердевали. Ложились черными пластами глубоко под землей. Разливались там же огромными маслянистыми океанами. Каменели ужасными чудищами, за миллионы лет выраставшими до высоты колена несостоявшегося отца.

      Жадный ветер выдувал песок с мертвого тела. Щупальца аммонитов настойчиво искали остатки плоти среди плотных зарослей колючих кустарников, в которые превратился панцирь. Гноил, изголодавшись, оторвал кусок и запихал в рот. Вкус хлеба. Свежеиспеченного хлеба. Он почувствовал нечто вроде раскаяния – жена не могла быть такой вкусной.

      «Где твоя жена, Гноил?»

      Он вздрогнул. Как гебарим так быстро узнал? Свет Сада застилал зрение, пот, выпустивший молодую листву, лез в глаза, и Гноил принялся торопливо обрывать растения. Но это всего лишь молодой аммонит, на дне раковины которого еще не иссохли капли океана Дирака, бездумно повторял слова гебарима, которые тот не раз уже обращал ко Гноилу. Старый аммонит, догадавшись, в чем дело, схватил его, раздавил, растер в порошок и пустил густой метелью, от которой пот немедленно высох, листва опала, и Гноил рассмотрел растущую с запада тень.

      Гебарим нависал плотной грозовой тучей, разглядывая побоище. От нефелим ничего не осталось, только нанесенные земле раны медленно заполнялись коллоидом и затягивались. Гноил сидел на камне и счищал грязь с пальцев.

      – Где твоя жена, Гноил? – спросил гебарим.

      Говорить не хотелось, и Гноил пожал плечами.

      – Разве ты не сторож жене своей? – Гебарим сложил крылья и опустил голову к земле, будто обнюхивая место преступления.

      – Она ушла в деревню, – солгал Гноил и махнул в сторону, где в густой грязи лежали огромные тела соплеменников. Они продолжали дремать, не желая пробуждаться после свадебного пира. Лишь староста, единственный из всех озаботившийся укрыть себя травой и кустарником, похрапывал не столь глубоко и протяжно, словно прислушиваясь к разговору Гноила и гебарима.

      – Гноил, Гноил, – печально сказал великий город гебарим, – девятьсот лет ты ходишь предо мной, и все не оставляешь надежды обмануть меня. К чему? Разве племя дало тебе плохую жену? Я сотворил ее совершенной. В ее генах я смешал все лучшее, что только удалось найти, – в ней цепочки ДНК твоих сестер и матерей, твоих братьев и отцов, в ней эволюция и революция, вашим потомкам предстояло населить мир, становясь сильнее с каждым десятитысячным поколением. А что ты сделал с ними? Превратил в каменный уголь и нефть?

      Блестящая кожа на плоском лице гебарима сморщилась, из пор проступили алые капли и упали на землю, превращаясь в шипящих гадов. Гноил не вытерпел и отвернулся в сторону Сада, ощущая исходящее оттуда тепло. Гебарим задвигал миллионом сочленений, пророс тысячами глаз и лиц, которые тысячами ртов затянули протяжную песню:

      – Где твоя жена, Гноил? Где твоя жена, Гноил?

      Жителям великого города было все равно, они лишь дразнили его, продолжая заниматься своими делами. Гноил решился:

      – Я хочу присоединиться к городу, гебарим.

      Глаза округлились, зрачки растянулись, лопнули посредине, превратившись в крохотные шарики, в которых рассыпался множеством отражений Гноил.

      – Гм, – произнес гебарим, – тебе не нравится сельская жизнь? Свежий воздух? Экологичные продукты? Простота нравов? Одиночество? Полногрудые девки, бегущие по холодной росе доить мычащих коров? Запахи свежескошенной травы и навоза? Старики, сидящие на завалинках и дымящие самокрутками?

      Гноил ежился от незнакомых слов и образов. Они бичевали его тело, покрывали рубцами кожу. Внутри головы зудело, словно кто-то копался в груде выброшенных воспоминаний.

      – А к какому великому городу ты хочешь присоединиться, Гноил? – вкрадчиво поинтересовался гебарим. – Великому городу Батраал? Величайшему городу Аразйял? Или, быть может, ко мне – величайшему из величайших городов Уракибарамеел? Не всякий гебарим примет тебя.

      Миллионы ртов прорезались во тьме и оглушительно захохотали. Но гебарим хлестнул по ним хвостами, рассекая в кровь губы и кроша зубы дерзких своих жителей.

      – Что ж, Гноил, такое можно устроить. Я готов замолвить за тебя словцо, хотя подобного не случалось с той поры, как наш прародитель Кайнаил основал первый из первых величайших городов.

      Гноил вскочил на ноги и протянул гебариму руки.

      – Не столь быстро, Гноил. Тебе следует искупить свою вину. Убийцам не дозволено присоединиться к городам прежде, чем они очистятся.

      – Что я должен сделать? – торопливо спросил Гноил и, не удержавшись, добавил: – Какой из величайших городов примет меня, гебарим?

      – Очиститься, Гноил! – возопили миллионы ртов, и он присел, зажав уши. – Очиститься!

      – Я понял,