Морские приключения мышки Клариссы. Лиза МакМанн

жухлого кукурузного поля, моряки произносили его шепотом. Они передавали его друг другу, засидевшись допоздна и выпив лишку грога. Они бормотали его себе под нос, когда тишину рассекал удар кнута, когда с глухим звуком на ребра их товарища опускалась палка.

      Я много раз слышала слово «бунт», но не понимала, что оно значит. Вернее, что оно значит для нас. Тогда это было просто слово.

      Наш ящик стоял в кладовке на камбузе. В нем хранили джутовые мешки с кофе, зерна которого постепенно теряли аромат. Амбарный замок на кладовке не был для нас помехой: мы с братом легко проскальзывали в щель под дверью. Зато он оберегал нас от моряков и котов. Только Танука, очень бледный мальчишка с ключом на шее, прислуживавший на камбузе, заглядывал в кладовку по несколько раз в день, чтобы принести продукты, которые просит кок. Поэтому мы с братом почти все время были в безопасности и не нуждались в еде. Вся семья погибла на наших глазах, так что безопасность заботила нас больше всего.

      Уцелели только мы с Чарльзом Себастьяном – так зовут моего брата. Кого-то из наших братьев и сестер погубили болезни, а кого-то съела Патронесса, одна из трех ужасных корабельных кошек. Почти все время она крутилась рядом с коком на камбузе, выжидая, когда судно накренится и со стола в ее бездонную пасть свалится случайный ошметок еды. Ее хозяином считался сам капитан. И эта ужасная, откормленная рыжая зверюга так и норовила проскочить в кладовку следом за Танукой. Именно она сожрала нашу сестру Оливию.

      Гибель Оливии потрясла нас. Ведь во всем выводке она была самой крепкой, самой быстрой мышью. Но все равно не сумела убежать от Патронессы, что сразило меня в самое сердце. Если уж Оливия не смогла, то на что надеяться мне? Моя гибель – лишь вопрос времени? От этой мысли я теряла способность шевелиться.

      – Мамочка, как ты сумела продержаться здесь так долго? – спросила я маму вскоре после гибели Оливии. Тогда у нас еще была мама.

      – Наверное, фасолинка, во многом благодаря везению, – честно призналась она и, внимательно посмотрев мне в глаза и будто прочитав спрятанную в них тревогу, добавила: – И еще потому, что поняла: иногда прятаться лучше, чем убегать.

      Мама бросила встревоженный взгляд на брата. Чарльз Себастьян часто пускался бежать, теряя голову. Мы пытались учить его контролировать порывы. Неужели в тот момент мама задалась вопросом, не его ли черед погибнуть?

      – А если мы ошибемся? Если мы бросимся убегать, когда надо будет спрятаться? – спросила я еле слышно.

      – Кларисса, – шепнула мне мама на ухо, и я почувствовала ее теплое дыхание. – Я покидала дом совсем юной и очень сомневалась в своих силах. Расставаться с семьей было тяжело, но приключения манили меня и перевешивали страх. Тем вечером, когда я решила отправиться в плавание на этом корабле, отец сказал мне слова, спасавшие меня в самые тяжелые времена.

      – И что это за слова? – с трудом произнесла я.

      Мама чуть подняла усики, поникшие из-за утраты Оливии.

      – Он сказал: «Нужно, чтобы всего одна мышь верила в тебя. И эта мышь – я!»

      Мне стало необычайно тепло на душе.

      – И что ты тогда подумала?

      – Я почувствовала, что я сильная, что я сама могу принимать решения. И если мне становилось одиноко, если я сомневалась в себе, я повторяла эти слова. – Мама смотрела в темноту кладовки и вспоминала. – До сих пор слышу папин голос…

      Она повернулась ко мне:

      – И знай: я верю в тебя. В тебя! Так же, как в меня верил отец.

      В маминых словах было столько искренности, что у меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Я и так понимала, что чаще всего принимаю правильные решения, но ее слова наполнили меня особенной уверенностью в своих силах.

      Немного помолчав, мама окликнула Чарльза Себастьяна, чтобы сходить с ним за пресной водой. Может, она хотела остаться с ним наедине и тоже поговорить, научить его верить в свои силы.

      Но правду нам никогда не узнать. Потому что в ту вылазку маму смыла за борт огромная волна. Ее не стало в одно мгновение. Чарльз Себастьян вернулся один, пораженный до глубины души. Мамы не стало, и кладовка без нее была в два раза больше, казалась слишком велика для нас двоих.

      Мама любила море, а я ненавидела. Ее гибель лишь усилила мою ненависть. Воде нельзя верить. Она кажется ласковой, но ведет себя иначе. Одного удара волны достаточно, чтобы переломить несчастной мышке спину. Как случилось на глазах Чарльза Себастьяна. После увиденного он отказывался выходить из кладовки, а меня вновь охватила неуверенность. Если наша мама – мама, которая обожала морские приключения, – не сумела выжить, то каковы наши шансы уцелеть?

      Без мамы в ящике мы боялись еще сильнее, чем раньше. Мы сидели, прижавшись друг к другу. Спали, свернувшись в клубок. Еду делили на двоих. И только я в самое глухое время ночи выбиралась за водой и приносила бережно собранные капельки в деревянной ложке с отломленной ручкой, чтобы напоить брата. И больше у нас не было причин покидать ящик.

      Пока не прозвучало то самое слово.

      Как-то раз дверь в кладовку открылась, и на пороге