Штамм. Закат. Чак Хоган

ion>

      Кровь и апокалипсис смешались в жуткой истории, которая воспринимается так, будто сорвана со страниц сегодняшних газет. Живо написанный и беспощадно усиливающий напряжение «Штамм» завораживает и ужасает. Мне не терпится узнать, куда заведут нас дель Торо и Хоган в следующий раз.

Джеймс Роллинс

      Книга, от которой невозможно оторваться. История, которую невозможно забыть. Не могу дождаться, когда выйдет продолжение. Великолепный образец ухода от действительности. Почти безупречный роман ужасов.

News of the World

      Увлекательно и мастерски сработано.

Guardian

      Отрывок из дневника Эфраима Гудвезера

      Пятница, 26 ноября

      Конец света наступил за какие-то шестьдесят дней. И мы были там, чтобы ответить за это, – ответить за наши промахи, за наше высокомерие…

      К тому времени, когда Конгресс наконец занялся кризисом, проанализировал его и принял соответствующие законы (в конечном итоге на них наложили вето), мы уже проиграли. Ночь целиком и полностью принадлежала ИМ.

      А мы погрузились во тьму, страстно жаждая света, на который уже не имели никаких прав…

      И все это – спустя считаные дни после того, как мир познакомился с нашим «неоспоримым видеодоказательством». Истина, открытая нами, потонула в тысячах издевательских опровержений и пародий: нас «заютьюбили» так, что не осталось уже и проблеска надежды.

      Наше предупреждение – «Пришла Ночь» – стало любимым каламбуром телешоу «Поздней ночью с Конаном О’Брайеном»: ох, мол, какие же мы всезнайки, какие мы умники, ха-ха-ха, – и тут действительно упали сумерки, и перед нами распахнулась беспредельная и беспредельно равнодушная бездна.

      Первая реакция публики на любую эпидемию – всегда Отрицание.

      Вторая реакция – Поиск Виновных.

      На свет божий извлекли все известные пугала, чтобы отвлечь внимание: экономические проблемы, общественное недовольство, поиск расовых козлов отпущения, угрозы террористов.

      А в конечном итоге пугалами-то были мы сами, и никто другой. Мы – все. Мы позволили этому случиться, потому что никогда не верили, будто подобное возможно. Мы были слишком умны. Слишком развиты. Слишком сильны.

      И вот теперь – полная тьма.

      Нет больше никаких данностей, никаких естественных человеческих потребностей, никаких абсолютов – нет ни малейшей основы для нашего дальнейшего существования. Главные принципы человеческой биологии переписаны, – переписаны не кодом ДНК, а кровью и вирусами.

      Паразиты и демоны кишат повсюду. Наше будущее теперь – не естественное разложение органического вещества, именуемое смертью, а сложное дьявольское преобразование. Заражение паразитами. Становление чем-то другим.

      ОНИ отняли наших соседей, наших друзей, наши семьи. ОНИ носят теперь наши лица, лица наших знакомых, наших близких.

      Нас выставили за двери наших домов. Изгнали из нашего собственного царства, и мы бродим по задворкам в поисках чуда. Мы, выжившие, обескровлены, хотя и не в буквальном смысле. Мы сломлены. Мы потерпели поражение.

      Но мы не обращены. Мы – не ОНИ.

      Пока еще – не ОНИ.

      Эти записки – не отчет и не хроника событий. Скорее, это стенания, поэзия ископаемых, воспоминания о том, как эпохе цивилизации пришел конец.

      Динозавры почти не оставили после себя следов. Лишь несколько косточек, сохранившихся в янтаре, содержимое желудков, выделения динозавровых организмов.

      Я только и надеюсь, что мы оставим после себя чуть больше, чем оставили они.

      Серые небеса[1]

      «Лавка древностей и ломбард Никербокера», Восточная Сто восемнадцатая улица, Испанский Гарлем

      Четверг, 4 ноября

      Зеркала – мастера на плохие новости», – думал Авраам Сетракян, стоя под зеленоватой лампой дневного света, укрепленной на стене ванной комнаты.

      Старый человек разглядывал себя в еще более старое стекло. Края зеркала потемнели от времени, порча наползала уже на центральную часть. На его отражение. На него самого.

      «Ты скоро умрешь».

      Зеркало с серебряной амальгамой говорило ему именно это. Много раз Сетракян оказывался на волосок от смерти – бывало и похуже, – но этот случай отличался от всех прочих. В своем отражении старик видел неотвратимость кончины. И все же Авраам находил утешение в искренности старых зеркал, честных и чистых. Это зеркало, например, являло собой замечательный образец начала XX века. Довольно тяжелое, оно держалось на многожильном проводе, прикрепленном к старой керамической плитке, и располагалось наклонно: верхняя часть слегка отходила от стены. В жилище Сетракяна хранилось около восьмидесяти зеркал с серебряной амальгамой: они свисали со стен, стояли на полу или грудились у книжных полок. Авраам коллекционировал их с маниакальным пристрастием. Как люди, прошедшие через пустыню, знают цену воде, так и Сетракян полагал

1

«Серые небеса» («Gray Skies») – название песни хард-метал-группы «Upheaval of an Exorcist» («Бунт экзорциста»). О символичности выбора песни говорят, например, первые ее строки: «Сжигаем мосты, это не дает нам спать. Когда же конец? Они все больны…» – да и последние тоже: «Сражайтесь за землю обетованную, так говорили нам. Но сражаемся-то мы за наш полный крах». Следует отметить, что заглавия всех частей книги – названия песен. (Здесь и далее прим. перев.)