Русский хронограф. От Николая II до И. В. Сталина. 1894–1953. Николай Коняев

я нужна Богу, то, что народам, населяющим нашу страну, надобно исполнить то, что предназначено нашей стране Богом.

      Увидеть эту очевидную истину отчасти мешает периодизация, принятая в нашей истории. Мы говорим: «Киевская Русь», «Татаро-монгольское нашествие», «Московская Русь», «Правление династии Романовых», «Советская история»… И это деление, если учесть определенные оговорки, вроде бы очевидное…

      Но очевидно и то, что в этом делении изначально заложено обособление государства, в котором правили Рюрики, от империи, которую построили Романовы; державы, которая существовала до отречения императора Николая II, и страны, что была построена после Октябрьского переворота.

      Более того… Получается, что каждый раз являются в пространстве России некие враждебные силы, и исключительно благодаря их деятельности и происходит падение предыдущей государственности…

      Ни в коей мере не отрицая работы враждебных России сил, и тем более не посягая на принятую периодизацию истории России ХХ века, мы в настоящей книге тем не менее попытались уйти от противопоставления имперской и Советской России.

      Начиная изложение событий русской истории с правления Николая II, с точки наивысшего могущества Российской империи, и доводя их до конца правления И.В. Сталина, точки наивысшего могущества Советского государства, от Первой мировой войны до Второй мировой войны, мы обнаруживаем, что Октябрьский переворот, сколь бы трагичен он не был по своим последствиям как для отдельных людей, так и для всей страны, тем ни менее не является чем-то чужеродным для нашей истории…

      Глупо задаваться вопросом, почему в России происходят и побеждают революции? Ответ слишком очевиден.

      Важнее и существенней ответить, почему в России не удаются контрреволюции?

      Почему, в отличие от других стран, искавших разрешения скопившихся проблем и противоречий на революционном пути, революции и реформы в России развиваются до полного уничтожения государства, а не останавливаются на уровне, позволяющем стране сделать рывок в своем развитии, но не подвергающем угрозе базовые основы ее существования?

      Почему только в нашей стране каждый раз возникает затруднение в том, чтобы послать на гильотины первую волну организаторов революций и реформ, и, чтобы искупить ошибки и перехлесты, совершенные ими, стране самой приходится всходить на гильотину?

      И вот тут-то мы и обнаруживаем поразительную закономерность.

      Разбуженные здоровые народные силы, которые и способны были бы обеспечить спасительную контрреволюцию, встречаются в штыки не только самими революционерами, но и подлежащими революционному свержению носителями государственной власти.

      Казалось бы, именно государственным чиновникам и самому царскому окружению следовало поддерживать и развивать то широкое народное движение, объединенное именем святого праведного Иоанна Кронштадтского, которое возникло во время революции 1905 года и которое тогда спасло Россию от гибели.

      Но нет…

      Именно царская администрация делает все, чтобы разоружить это движение, именно царские спецслужбы предпринимают неимоверные усилия, чтобы расколоть, обессилить и скомпрометировать объединения русского народа. И употребляют они сил на борьбу с черносотенцами значительно больше, чем на борьбу с реальной возрастающей из местечек революционной угрозой, которая в результате сметет и эту администрацию, и эти спецслужбы, и царское окружение, и самого царя.

      То же самое мы увидим и на закате советской истории.

      Конечно же, руководству страной, его спецслужбам следовало бы поддержать патриотические движения и пресечь оголтелую, бесстыдную клевету на них, развернутую государственными средствами массовой информации. Конечно же, Центральному Комитету КПСС следовало бы поддержать патриотическое движение коммунистов, образовавших Российскую Коммунистическую партию.

      Но этого не случилось. Напротив, именно против патриотизма во всех его проявлениях и работали тогда и власть, и спецслужбы, и государственные СМИ, а не против реальной, произрастающей из кругов номенклатурно-диссидентской интеллигенции опасности.

      Почему так происходит?

      Разумеется, и в царской администрации, и в Центральном Комитете КПСС имелись деятели вроде С.Ю. Витте или А.Н. Яковлева, напрямую ангажированные враждебными России кругами. И все-таки утверждать, что это именно они и определяли столь враждебное отношение к патриотическому движению, не серьезно.

      Нет… Истоки презрительно-опасливого отношения к русскому патриотизму во властных структурах как Российской империи, так и Советского Союза не ограничиваются масштабами деятельности того или иного замаскировавшегося в государственном обличии врага нашей страны. Это отношение определялось самим антирусским устройством России и тогда, когда она была Русской империей, и тогда, когда она называлась Советским Союзом.

      Работники государственного и партийного аппарата, даже разделяющие патриотические взгляды, если и не понимали, то чувствовали, что разбуженные и выявленные революцией здоровые