Я тебя никому не отдам. Олег Рой

и мир». А что толку? Все эти описания – даже не копия, так, беспомощные наброски. Но – пишут и пишут, как заколдованные. Потому что уж очень соблазн велик, тянет. Не зря ведь так часто в этих описаниях мелькает – нет, не колдовство – прелесть.

      Питер возвращает этому слову подзабытый уже смысл: прелесть – вовсе не легкое воздушное очарование, прелесть – то, что прельщает. Соблазняет. Манит. Затягивает. Растворяет в себе.

      В Архангельске вон – совсем не то. Тамошние белые ночи – это как раз легкое воздушное очарование. Танцы эльфов и фей. А июньский ночной Питер – знал, ох, знал император Петр Алексеевич, где ставить город, – весь как флейта гаммельнского Крысолова. И невозможно не пойти за ее голосом, и «куда» теряет всякий смысл, и едва слышно доносится – не то из-за угла, не то вовсе с небес – тяжелозвонкое скаканье сорвавшегося с Гром-камня Медного всадника. И прозрачно сияющие шелка юной феи вмиг становятся лохмотьями макбетовских ведьм. И сверкнувший из-под ресниц взгляд прекрасной незнакомки – лишь промелькнет невидимое в вышине облачко – сменяется ледяным прищуром безжалостного убийцы…

      Да хоть бы даже и не убийцы. Тень душновато пахнущего сиреневого куста оказывается спешащим успеть до развода мостов прохожим, а замершая в поцелуе парочка – тенью фонарного столба.

      И сам ты уже неизвестно кто – человек ли, тень ли…

      Тьфу ты, черт! Что за бред лезет в голову? Сергей резко нажал на кнопку, оживляя айфон, – буйное многоцветье дисплея более-менее разогнало морок. Изящная вывеска «Счастье» виднелась не дальше чем в десяти шагах. Уже слышны были звуки цыганского свинга. Точно биение живого сердца. И никакой гаммельнской флейты, никаких теней, никаких призраков!

      По стертым ступеням он поднялся на неширокую, почти пустую – все же середина ночи, пусть даже и белой, – террасу. Молоденький официант с двумя колечками в левом ухе – небось студент подрабатывающий (эта мысль почему-то умиротворяла) – споро доставил на выбранный Сергеем столик бокал арманьяка и чашку кофе.

      Кофе тут был хорош. Сергей открыл для себя этот ресторан несколько лет назад, бредя в такую же белую ночь от Катькиного садика – сквера у памятника Екатерине II, что на Невском, – к Пяти углам. Заметил вывеску с неожиданным названием, посидел на террасе за чашкой кофе – и прикипел. Местечко было не слишком популярное, тихое, уютное, без излишней домашности, но и без вульгарной помпезности. Спокойно и со вкусом. И – живая музыка. Кажется, именно здесь он впервые услышал джаз-мануш, или – это название нравилось Сергею больше – цыганский свинг. Крошечный джаз-бэнд – три гитариста и тощенькая скрипачка, к которым иногда присоединялся бородатый седой аккордеонист, – творил настоящее чудо. Разве джаз может существовать без ударных? Может. Как в старой глупой шутке: кто сказал, что гитара не ударный инструмент? Они умеют задавать ритм так, что он хватает прямо за сердце, куда там барабанам.

      Впрочем, рассуждать о музыке – дело пустое. Ее слушать надо. Он откинулся в удобном ротанговом кресле, покрутил бокал, переливавшийся темным янтарным светом. Теплым, живым и совсем не похожим на жутковато-призрачное сияние белой ночи. Нет, надо же до такого додуматься, себя в тени записать. Ну уж нет! Он, Сергей Субботин, не какая-то там тень. Он сам выбирает свой путь. У него все получится. Уже получилось. А будет еще лучше.

      Он открыл бумажник и заглянул в потайное отделение. Там бережно хранилась самая первая рекламная листовка самого первого его магазина. Блеклая, в одну краску, кривовато, как он сейчас видел, сверстанная, распечатанная – смешно сказать! – на офисном принтере. Всю ночь он тогда «кормил» старенький медленный «Хьюлит» бумагой, раскладывал теплые готовые листовки вокруг, чтоб не смазать – принтер был струйный, лазерники тогда, в девяностые, еще мало у кого водились. Ну да, была возможность – Сергей вздохнул – сунуть заказ в нормальную типографию. Но он предпочел сделать все сам. И все эти годы грязноватый лоскуток дешевой бумаги был для него символом самостоятельности. Да, как бы там ни было, он сам выстроил сегодняшнее свое положение – не то чтобы прямо на бизнес-олимпе, где места предусмотрены исключительно для нефтяных или алюминиевых владык, но, в общем, близко, в предгорьях. Скромный продуктовый магазинчик давно превратился в обширную – несколько десятков региональных филиалов – торговую сеть – «Полная чаша», вот какое название он придумал. Сам, не какой-нибудь наемный бренд-мастер.

      Да, все он сделал, всего достиг сам. Своим собственным умом. Сколько таких же, как он, бизнесменов, начинали в те дальние уже девяностые? Тысячи? Сотни тысяч? И сколько преуспели? Вот то-то же. Он всех переиграл – и тех, кто хотел его победить, и тех, кто пытался его использовать. И это самый чистый, самый сладкий адреналин – чувство собственного превосходства. Это, а вовсе не деньги, которых давным-давно уже больше, чем можно потратить.

      Кажется, я сам себя в чем-то убеждаю, подумал успешный бизнесмен Сергей Субботин и поморщился: вот еще, в самом-то деле. Неужели это Питер так действует? Питер, любимый до такой степени, что Сергей, коренной москвич, несколько лет назад купил здесь квартиру, но как-то странно он тут себя в последнее время чувствует. Или это белые ночи голову кружат? Или просто устал? Не от