Вера, слово и поэт. Евгений Захарченко

звук. Он знает, где на земле добро, где зло, и на чьей стороне обязан выступать художник:

      Чем спасаемся мы? Добротой,

      Заключённой в незримых страницах

      В Книге Жизни с такой простотой,

      Что ни с чем на Земле не сравнится.

      Его Вера в целительную силу слова – главный стимул его творчества. Он не тщится кого-то удивить, написать особенно изысканно или сложно, он просто пишет, как дышит, – ритмично, легко, полной грудью.

      У русских поэтов, работающих в классической традиции, есть тайный кодекс. В этом кодексе несколько параграфов, и только соответствие им определяет имярека как подлинного стихотворца.

      Первое требование – это любовь к русской природе, любовь не декларативная, а вышедшая из умения подметить и описать самые потаённые нюансы, игры теней и света, смены природного настроения. Здесь Евгений Захарченко бесподобен. По всей книге разбросаны пейзажные перлы:

      Колеблется лето дождливым рассветом,

      Струится капелью из облачных гор…

      Но луч пробивается робким приветом,

      Пронзив на мгновение зыбкий простор.

      А здесь вспоминаются и пушкинские строки, и тютчевские пантеистические размышления:

      Снег летит над судьбиной остуженной,

      Над просоленной пашней крестьянина,

      И струится позёмкой жемчужною,

      Освещая пути к покаянию.

      И в этом примере мы можем наблюдать филологически выверенный перенос природных свойств на человеческую долю. И здесь уже транслируется понимание природы, не отгороженное лирическим «я», а философски востребованное, отражающее все перепады жизненного пути.

      Второе условие – ощущать судьбу России как свою, не существовать вне болей и радостей своей Родины, мерить себя её возрождением, страдать вместе с ней, не допуская никакого лирического эгоизма.

      Грозный голос Российского флота —

      Это доблесть, отвага в бою!

      И выходят эсминцы из дока

      В грозовую стихию свою.

      Ждут походы, шторма и пассаты,

      Вновь команда: «Отдать кормовой!»

      От причалов уходят фрегаты,

      Чтоб с победой вернуться домой.

      Любовь к Родине – это ещё бытование рядом с главными сакральными символами страны, такими, как флот. Приведённые выше строки крайне важны в данном контексте. Любовь к Родине и как о ней написано – это лакмусовая бумажка, по ней проверяется подлинность поэта, его первичность. Здесь никак нельзя скатиться в банальность рифм, в обыденность слов. На одном пафосе тут ничего не получится. Минуя все эти смысловые и формальные опасности, Евгений Захарченко с честью проходит испытание. Ещё Рубцов говорил, что о России надо писать особенно, только так, как сам ощущаешь, не заёмно, а не получается – лучше не писать. У Захарченко получается, и он пишет:

      Застыли сердца, исковерканы души…

      Свинцовые взгляды ребят…

      Не слёзы, а ненависть жуткая душит:

      «Мы сгинем – за нас отомстят!»

      Блокадою стынет окованный Город,

      Мешая разрывы и дым.

      И мать проклинает фашистов и голод

      Над мёртвым ребёнком своим.

      Страшнее проклятия не уготовишь,

      И слова ужаснее нет…

      Но видят Ахматова и Шостакович

      Во тьме – наступающий свет.

      Третья данность – это чистота лирического тона. Любовная лирика – такое же скользкое место, как и лирика патриотическая. Многие пробовали в этом жанре, и раскачали эту лодку до опасного состояния. Где правда? В передаче собственного чувственного опыта или в обобщении чужого? Неважно. Главное, чтобы читатель поверил в искренность истории. В интимной тихой лирике поэт перед нами предстаёт с обнажённой душой; здесь он скорее классицист, чем романтик, в некоторой сдержанности его образов больше силы, чем в любой экзальтации:

      Покой души. Сердечная беседа.

      Глоток вина да лунный блеск в окне.

      Ещё б друзей, что заблудились где-то

      В такой далёкой школьной стороне.

      Искристый смех. Манящий свет улыбок,

      И – выпускной… Внезапный вешний дождь…

      Раскаянье от сделанных ошибок

      Ты лишь теперь душой осознаёшь.

      Вставал закат, нежданный и упрямый,

      Гасил шальные искорки в глазах,

      А ты всё шел – до встречи главной самой,

      Так нужных слов кому-то не сказав.

      Благослови же то, что ты изведал,

      И не бросай глухой укор судьбе…

      Глоток вина, сердечная беседа —

      Вот всё, что нужно в старости тебе.

      Вроде бы, здесь нет ничего впрямую о любви, но в подсознании, в «главной