Я – твой сон. Антон Грановский

мали это и не скрывали отчаяния, потому что здесь, в чащобе, его не от кого было скрывать. Кроме, разве что, самих себя.

      – Погоди… – прохрипел один, ухватившись рукой за дерево и шумно переводя дух. – Погоди… Я больше не могу.

      Обессиленные пальцы соскользнули с влажного ствола, и человек, долговязый, худой, рухнул на мягкую мокрую землю. Второй, коренастый крепыш, тоже остановился возле дерева, оперся на ствол плечом. На другом плече у него висела спортивная сумка. Крепыш хотел ответить, но сразу не смог – не было сил.

      – Ладно… – сказал он после паузы. – Устроим привал.

      Он оттолкнул от себя дерево и тяжело опустился на землю. Около минуты оба молчали, пытаясь восстановить дыхание и силы. Их лица были почти черными от грязи, и на этих черных лицах, как глянцевитые жуки, спрятавшиеся в извивах древесной коры, тускло поблескивали глаза.

      Первым молчание прервал худой.

      – Чекан! – хрипло окликнул он товарища.

      – Чего? – устало отозвался тот.

      – Чекан, кажется, мы ходим по кругу!

      В голосе худого послышались нотки ужаса. Он смотрел на что-то – за спиной у крепыша.

      Коренастый Чекан проследил за его взглядом и обернулся. Глаза его выкатились из орбит от изумления, когда он увидел разинутый, как пасть великана, зев заброшенной рудной шахты, чернеющий метрах в пятидесяти от него.

      – Снова эта шахта! – с отчаянием, почти плача от беспомощности и страха, воскликнул долговязый. – Мы ходим по кругу! Черт!

      Долговязый ударил кулаком по земле, на глазах у него заблестели слезы.

      – Не скули, – хрипло осадил его Чекан. – Выберемся.

      – Как? – всхлипнул долговязый. – Мы не жрали два дня! Сил больше нет!

      – Говорю – не скули! Дай собраться с мыслями.

      – А моя порезанная нога? – продолжил ныть худой. – Черт, да я и ста метров больше не пройду!

      – Заткнись! – рявкнул Чекан.

      Худой испуганно замолчал. Левая нога его была обмотана тряпками от ступни до колена. И тряпки эти стали черными от грязи и засохшей крови. Наконец Чекан разлепил губы и проговорил:

      – Жрать охота – сил нет. Аж перед глазами все плывет.

      – Может, кору пожуем? – тихо и сипло пробормотал худой. – Звери ведь жуют…

      – Жевали уже, – Чекан поднял руку и посмотрел на часы. – Надо идти. Поднимайся.

      Он встал первым. Потом протянул руку своему спутнику, а когда тот взялся, попытался поднять его с земли. Но худой разжал пальцы и снова рухнул на землю.

      – А-а! – жалобно вскрикнул он, схватившись руками за перемотанную ногу.

      – Тише! – грубо оборвал его Чекан. – Не ори!

      – Бо-ольно, – проплакал худой. – Не могу идти. Даже стоять не могу.

      Крепыш задумчиво посмотрел на вытянутую ногу худого.

      – Ты же меня не бросишь? – испугался вдруг тот. – Чекан, ведь не бросишь?

      – Не скули, не брошу, – сухо проговорил Чекан. Он перевел взгляд на черный зев шахты. Подумал о чем-то и сказал: – Где-то рядом должно быть жилье. По любому.

      – Шахта-то старая, – унылым, дрожащим от сдерживаемых слез голосом возразил худой. – Может, ее уже лет пятьдесят никто не обслуживает. Тогда тут и людей нет.

      Чекан хотел что-то ответить, но покачнулся, словно стал терять сознание, однако мгновенно взял себя в руки и, стиснув зубы, с силой провел ладонью по лицу, как бы сдирая паутину усталости.

      – Ты… чего? – просипел худой.

      – Слабость, – хрипло ответил Чекан. – Это от голода. – Он замолчал, еще немного подумал и сказал: – С сумкой мы до жилья не дойдем. Тяжело. Надо оставить деньги здесь.

      – Здесь? – удивился худой.

      – Да. Место приметное. Потом вернемся.

      Худой посмотрел на крепыша с удивлением.

      – Чекан, ты не понял, – тихо сказал он. – Дело не в сумке. Я не могу больше идти. Просто не могу, понимаешь?

      Крепыш снова задумался.

      – Оставить тебя одного я не могу, – проговорил он, поглядывая на худого странным, холодным взглядом. – Тебя здесь найдут. А не найдут, так зверюги слопают. И с собой я тебя взять тоже не могу.

      – Погоди… – губы худого задрожали, во взгляде промелькнул испуг. – Ты на что намекаешь?

      Коренастый молча вынул из кармана нож и двинулся к худому.

      – Ты чего?! – испуганно заорал тот. – Чего ты?

      Чекан быстро опустился рядом с ним на колени. Выщелкнул из ножа лезвие и сказал:

      – Прости, так будет лучше.

      – Что…

      Договорить худой не успел, Чекан ударил его ножом в левый бок, вогнав лезвие по самую рукоять. Затем выдернул нож. Хлынувшая из раны кровь блеснула в свете восходящей луны.

      Несколько секунд Чекан смотрел на эту кровь обезумевшим от голода, звериным взглядом, а потом отбросил нож в сторону, резко нагнулся и приник к ране губами.

2

      Восемнадцатилетняя