Что написано пером (сборник). Лёля Графоманская

кину – за водительство и ангельское терпение

      От автора

      Глубокоуважаемый и такой необходимый мне Читатель! Я понимаю, что Вы уже пролистали титул, прочли посвящение (ничего лично Вам не говорящее), рассмотрели фотографию и надеялись уже начать собственно чтение… Но позвольте занять ещё немного Вашего внимания. Ну пожалуйста, ещё немножечко!

      Просто мне хотелось бы сразу честно Вам признаться: нет в этой книге ни фантастических сюжетов, ни героических типажей, ни глубокомысленных выводов. Всё здесь незамысловато, как незамысловато на первый взгляд то, что мы ежедневно видим, слышим и делаем. Ведь, в сущности, никакие историйки в человеческой жизни не новы – а новым может быть только угол зрения на конкретную ситуацию. Уверяю Вас, каждый наш день битком набит светом, радостью, любовью и чудом. Чтобы доказать Вам это, я и сварила из простых будней Концентрат Мечты и хочу угостить им Вас – подставляйте кружки!

      И если после прочтения этой книги

      … Вы отложите поход на рынок за мылом и верёвкой,

      … с гордостью узнаете себя в персонажах рассказов…,

      … потом вздохнёте с облегчением: «Не одна (или не один) я такая (такой)!»,

      … потом перестанете относиться к себе слишком серьёзно (хотя бы наедине с самим собой)…

      …и из ежедневной «бытовухи» попробуете соорудить маленькую интригу, спектакль, зарядив ближних своих любовью и азартом,

      … ни с того, ни с сего вдруг простите кого-то за «дела давно минувших дней»,

      … явственно услышите за плечом шорох крыльев Вашего Ангела-хранителя,

      … перестанете пузыриться, как прокисший суп, недоверием, ложью и страхом быть отвергнутым,

      то – ура! Я сочту, что угощение удалось!

      Всё! Переворачивайте страницу, пожалуйста!

      Гондольеро

      рассказ

      Венеция именно такая, какой ее ожидаешь увидеть после многочисленных фильмов, фотографий, картин и рассказов. Мосты и мостики над каналами охотно предлагали себя, узкие набережные и неожиданные улочки в два плеча шириной вдруг появлялись перед тобой, стоило лишь слегка изменить галс. Вечно зовущая часть культуры – торговля – исподтишка делала свое дело: показывала город и кормила его, заманивала вглубь, все дальше и дальше, от магазинчика к магазинчику. Вот засахаренные лепестки фиалок в развес – в корзине на витрине лежат и посверкивают (это так вкусно!), вот карнавальные маски и платья с такими кринолинами, о каких мечтают все девчонки от пяти до восьмидесяти пяти, вот текучая фантазия муранского стекла – от муравья в натуральную величину до гигантских люстр (мне предложили купить одну, но тогда мне пришлось бы выселить весь стояк в моем подъезде и прорубить все перекрытия), и, конечно, всякие дамские штучки: шкатулочки, посуда, колечки, кулончики на бархатных ленточках – глаза вразбег, сознание отключается, кидаешься с горящими очами к стойке и в упоении перебираешь эти волны, волны, волны…

      …Волн много в Венеции. И они не создают ощущения ненадежности, даже если ты плывешь на гондоле (по-итальянски ударение на первый слог). Я и не представляла себе поездки в Венецию без катания на этих знаменитых плоскодонках. В конце-концов, я нормальный среднестатистический турист и тоже должна обеспечить местному населению сезонный заработок. Иначе, чем оправдаться перед ними за круглогодично-круглосуточное беспокойство от набегов искателей интересненького?

      …Мы бродили-бродили, посетили Дворец Дожей, поужинали в какой-то подворотне, из каковых, собственно говоря, по большей части и состоит город, купили спагетти черного цвета (исключительно на эксклюзивные подарки, поскольку нигде в ресторанах не видели, чтоб сами итальянцы их готовили и уж тем паче ели), увековечили свою роль в истории Венеции в формате «десять на пятнадцать, глянец» и уже почти заскучали, как вдруг я увидела гондольеро и его черную, лаковую, с красными кожаными креслами, с желтым веслом, подругу. Это именно подруга, поскольку я не могу себе представить, как можно, не вынимая весла из воды, уговорить огромную, длинную просто лодку, входить в повороты шириной не больше трех метров под прямым углом, не задев при этом ни одного камушка и не шелохнув пассажиров! А подруга пойдет и не на такое… Гондольеро стоял, слегка прислоняясь плечом прямо к четырнадцатому или пятнадцатому веку, и светло встречал взглядом всех переходящих мост в его направлении. На выпуклой полосатой груди скрестил мускулистые руки и отставил ногу точно так же, как Давид у Микеланджело. Черные брюки такого покроя и так сидят – ничего лишнего ни в стиле, ни в границах – абсолютное чутье на «тютелька-в-тютельку»! Я сразу поняла, что сейчас поплыву. Договорились о цене, уселись, отчалили.

      – Сеньора, какая у вас красивая дочка (bella bambina)!

      – Грацие! (…Ага, ей ещенет десяти лет, а мама уже потерялась на фоне…).

      Плывем… Гондольеро рассказывает. Справа здание суда. Ой, какое заплесневелое! Сын сказал: «Теперь я понимаю, что такое страшный суд!».

      Плывем… Вот дом, который продается, но никто его не хочет покупать, потому что все его прежние владельцы