Охота на ведьму. Марина Серова

чу – прямой, с тенями под скулами, уставший после трех сегодняшних тренировок. Его серое кимоно с иероглифом на плече было жестким, как наждачная бумага. Ежик коротко стриженных волос успел просохнуть от пота. Константин, подчиняясь легкому нажиму моей ладони, склонил голову для поцелуя и сменил гнев на милость.

      – Почему не долго? – осведомился, пожимая мне руки.

      – Потому что здесь еще пахнет потом.

      Он скривил в виноватой гримасе губы и, достав из-под скамьи длинную рейку с крючком на конце, толкнул ею через решетку узкую форточку – открыл доступ сырому весеннему воздуху.

      – Что ты будешь делать, не удается мне тебя пристыдить! Так и будешь опаздывать до старости, мадемуазель!

      – Дамы должны опаздывать, – ответила я, готовясь взорваться возмущением, – если хочешь знать, это признак хорошего тона. И не называй меня больше мадемуазель, – потребовала я категорично. – Не переношу этого слова!

      Вскрикнув, без подготовки ударила его ладонью в солнечное сплетение и отскочила в стойку, готовая защищаться от атаки по любому уровню. Но Константин, будто сраженный принятым ударом, раскинув руки, мягко свалился навзничь, на маты и остался недвижим, вздрагивая от беззвучного смеха.

      Не он, так я! И, широко шагнув, прыгнула вперед, целясь пятками в лежащее тело и готовая смягчить удар до «бархатного касания», если он продолжит валять дурака и дальше. Но передо мной лежал сэнсэй! Едва я оторвалась от пола, Константин перекатился на живот, с возмутительным спокойствием уйдя от атаки. Пятки пришлось втыкать в черный дерматин. А он, не теряя ни секунды после переворота, так же неторопливо махнул рукой, подбил меня под коленки и опрокинул, не успевшую как следует утвердиться на ногах, на маты. Мгновение – и вот он уже плотно сидит на моих бедрах, и запястьями я ощущаю крепкую хватку его пальцев.

      – Давай, Танечка, разомнись сначала! – ласково предлагает он. Наклоняется и легонько касается губами моего носа.

      – Давай! – соглашаюсь. Он выпрямляется, а я, оттолкнувшись подошвами от мата, слегка подбрасываю его, перемещая себе на живот, и бью согнутыми коленями в спину. Предугадав мои намерения еще раз, он с готовностью переворачивается через голову, вскакивает и оказывается лицом ко мне намного раньше, чем я успеваю подняться. Костя даже не снисходит до имитации атаки. Понятно и так – времени на мое уничтожение он имел более чем достаточно.

      Плечо к плечу мы идем к скамейке – искупаться в холодном воздухе, пахнущем мокрым снегом.

      Он внимательно смотрит на меня и произносит медленно:

      – Мадемуазель.

      Его шевельнувшиеся брови, наверное, повторяют движение моих, и лицо становится встревоженным и недовольным.

      – Почему тебе так не нравится это обращение?

      – Был недоброжелатель, – отвечаю неохотно, – который меня так называл. Дело прошлое, но вспоминать об этом тягостно.

      Константин притягивает меня к себе, целует в щеку.

      – Я сейчас ревновать начну.

      – Бог в помощь! – смотрю на него с укором. – Хватит, а? – прошу, наблюдая за происходящей в нем переменой. – Змей он был преизрядный! – добавляю, передернув плечами.

      Холодным все-таки воздухом из форточки тянет.

      – Чуть не угробил меня змей этот.

      – А как ты его называла? – не унимается Костя. – Месье?

      – Джентльмен! – отвечаю. – Да что ты привязался-то! – В деланном возмущении отталкиваю его обеими руками. – Заканчивай, приятель! Не заставляй вспоминать несостоявшегося убийцу, а то настроение у меня испортится, и я постараюсь испортить твое, и тогда…

      – И тогда мы поругаемся с тобой на вечные времена и будем дуться друг на друга до самого утра!

      Ну, наконец-то! Таким он мне нравится больше.

      – Привет драчунам! – раздается от двери, и в зал входит дядя Слава – седой как лунь, с крючковатым, сбитым на сторону носом дед. Со стуком опускает на пол ведро, полное воды, и салютует шваброй с болтающейся на ней тряпкой.

      – Целы? – осведомляется, двигаясь к нам боком. – Здоровы? – Берет наперевес швабру и, припадая на одну ногу, бросается на нас с неожиданной резвостью. – Марш отсюда, бестии! – рычит устрашающим басом. Мы с Костей бросаемся врассыпную, а тряпка хлопается на место, где мы только что сидели.

      – Танюха, берегись! – слышу сзади и не успеваю увернуться – тряпка хлещет меня пониже спины.

      Дядя Слава вьюном поворачивается к спешащему на помощь Косте, и черенок швабры встречается с его ногами. Костя мягко падает на руки и вскакивает как резиновый.

      – Руки вверх! – орет дядя Слава, целясь в нас шваброй. Мы смеемся, поднимая руки.

      – Слабы вы, ребятишки, против старого боксера!

      Дед, довольный удавшимся представлением, опускает оружие.

      – Как в старом анекдоте: немцы дрались с партизанами до тех пор, пока не пришел пьяный лесник и не разогнал всех!

      – Вот так, Танюха, опаздывать! – корит меня Костя. – Пришел старый боксер