Тупое орудие. Джорджетт Хейер

нета, склонившись над человеком, что сидел за письменным столом с двумя тумбами, а тут выпрямился, подошел к стеклянной двери и глянул на вечерний сад. Луч фонаря ощупал силуэты цветущих кустов, но обнаружил лишь невзрачную кошку; сверкнув зелеными глазами, она шмыгнула в кусты. Других признаков жизни не наблюдалось. Полицейский внимательно осмотрел сад и вновь подошел к столу.

      Сидящий за столом человек не обратил на это ни малейшего внимания: он был мертв. Голова покойного лежала на раскрытом бюваре, в гладких напомаженных волосах запекалась кровь.

      Полицейский тяжело вздохнул. Дрожащая рука застыла над телефоном. Он отдернул ее, стер кровь с ладони и лишь потом взял трубку.

      В коридоре послышались шаги. Не выпуская трубку из рук, полицейский повернулся к двери.

      Вошел немолодой дворецкий с подносом, на котором стояли сифон, графин с виски и стаканы. Увидев констебля, дворецкий вздрогнул и устремил взгляд на хозяина. Стакан покачнулся, звякнул о графин, но поднос Симмонс не выронил, а по-прежнему держал его в руках, вперив глаза в спину Эрнеста Флетчера.

      Констебль Гласс продиктовал телефонистке номер участка. Его ровный, бесстрастный голос заставил Симмонса оторвать взгляд от покойного.

      – Господи, он мертв? – пролепетал дворецкий.

      – Не поминай имени Господа Бога твоего всуе, – строго пробасил Гласс.

      Симмонс принадлежал тому же религиозному течению, что констебль Гласс, поэтому понял его лучше, чем телефонистка – барышня обиделась. Недоразумение разрешили, номер участка повторили, а Симмонс тем временем поставил поднос и боязливо приблизился к телу хозяина. Один взгляд на размозженный череп, и дворецкий отступил. Бледный как полотно, он посмотрел на констебля и дрожащим голосом осведомился:

      – Кто мог такое совершить?

      – Это выяснять не нам, – ответил Гласс. – Мистер Симмонс, будьте любезны, закройте дверь.

      – Если не возражаете, мистер Гласс, я закрою ее с другой стороны, – отозвался дворецкий. – Зрелище весьма неприятное. Признаюсь, мне не по себе.

      – Вы останетесь, пока я не исполню профессиональный долг и не задам вам пару вопросов.

      – Что я могу рассказать? Я тут ни при чем.

      Гласс не ответил: его наконец соединили с участком. Симмонс нервно сглотнул, закрыл дверь и застыл неподалеку, чтобы видеть лишь спину мистера Флетчера.

      Констебль Гласс назвал свое имя, месторасположение и доложил сержанту об убийстве.

      «Бездушные полицейские! – думал Симмонс, возмущенный спокойствием Гласса. – У нас что, трупы с проломленными головами на каждом шагу встречаются? Этот Гласс, сухарь бесчувственный, стоит в шаге от трупа и соловьем по телефону заливается, точно на суде показания дает. И все это, глядя на покойника. Нормального человека стошнит от такого зрелища!»

      Гласс положил трубку и спрятал носовой платок в карман.

      – Вот муж, который уповал не на милость Господню, а на богатство свое, – произнес он.

      Мрачное утверждение вывело Симмонса из задумчивости – он захрипел в знак согласия.

      – Святая правда, мистер Гласс. «Горе венцу гордыни»![1] Но как это случилось? Как вы сюда попали? Вот так история, не чаял, что окажусь в самом центре подобного!

      – Я пришел по дорожке. – Гласс показал на стеклянную дверь, потом достал из кармана блокнот, огрызок карандаша и пригвоздил дворецкого типично полицейским взглядом. – С вашего позволения, мистер Симмонс, начнем.

      – Что толку начинать, мистер Гласс? Я не знаю ровным счетом ничего.

      – Вы знаете, когда в последний раз видели мистера Флетчера живым, – гнул свое Гласс, не замечая паники дворецкого.

      – Пожалуй, когда проводил сюда мистера Эйбрахама Бадда.

      – Когда это было?

      – Точно не скажу. Наверное, час назад. – Дворецкий не без труда собрался с мыслями и добавил: – Около девяти. Не позднее: я как раз убирал посуду в столовой.

      – Вы знакомы с этим мистером Баддом? – спросил Гласс, не отрывая взгляда от блокнота.

      – Нет, прежде я его не видел… кажется, не видел.

      – Ясно. И когда он ушел?

      – Не знаю. Он, наверное, ушел через сад, той же дорожкой, что пришли сюда вы, мистер Гласс.

      – Это у вас в порядке вещей?

      – Да… то есть нет, – ответил Симмонс. – Мистер Гласс, вы понимаете, о чем я?

      – Нет, – категорично заявил Гласс.

      – У хозяина были знакомые, которые ходили к нему через сад. – Симмонс тяжело вздохнул. – Женщины, мистер Гласс.

      – «Ты живешь среди коварства»[2], – проговорил Гласс, с неодобрением оглядывая уютный кабинет.

      – Святая правда. Сколько горячих молитв я…

      Договорить не дала открывшаяся дверь. Ни Симмонс, ни Гласс не слышали приближающихся шагов и не помешали войти стройному юноше в дурно сидящем смокинге. Тот застыл на пороге, а при виде

1

«Книга пророка Исайи» 28:1. – Здесь и далее примеч. пер.

2

«Книга пророка Иеремии» 9:6.