По спирали движение. Тира Видаль

ыч, бессменный сторож с почти десятилетним стажем. Он нес свою вахту со дня открытия торгового центра и знал здесь всех не только по имени, но и кто, где и как работал, с кем жил и даже что думал. Девчушка Персирваль ему нравилась: бойкая, симпатичная, стройненькая, всегда наивно приветливая.

      – Ну ты скажешь, дядь Вань, мне еще только 22… – возразила девушка.

      – Не успеешь глазом моргнуть – уже тридцать, а там и сорок не за горами, – назидательно проворчал старичок. Потом немного помолчал и со вздохом нажал на кнопку разблокировки турникета, – ладно уж, иди так. Скоро Саныч придет, достанется тебе на орехи.

      – Ой, спасибочки, дядь Вань. – Девушка быстро застегнула сумочку и рванула вверх по ступенькам, не дожидаясь лифта.

      – Но это в последний раз, – погрозил Иван Палыч девушке пальцем, высовываясь из окошка вахтенной. – Вот егоза, – проворчал он себе в усы. Но вышло это у него не строго, а скорее снисходительно, по-доброму. – Ох, молодость, молодость. – Он по-стариковски покачал головой, поудобнее уселся на старый скрипучий стул и взялся за газету.

      Народ любил этого незлобливого старика, хотя и удивлялся порой – почему его еще держат на этом месте? Стильное здание, отделанное по европейским стандартам, где все сделано из стекла и пластика. Огромные потолки, белые наливные полы с рисунком под серо-белый палас, встроенные люминесцентные лампы, свет которых бил прямо со всех сторон, не оставляя ни одного, даже мало-мальски затененного уголка, высоченные потолки с тройным навесом, несколько картин на стенах под абстракцию…

      Старичок вахтер смотрелся здесь весьма старомодно. Если не сказать – странно. Небольшая бородка, густые брови, сросшиеся на переносице. Под стать и внешний вид – старенькая, хоть и чистенькая, но изрядно поношенная рубашка, поверх которой неизменная, вязанная, наверное, его покойной женой безрукавка с большими отвисшими карманами. А вот штаны почти новые, отглаженные, со стрелками, заправленные в высокие блестящие, как начищенный самовар, кирзовые сапоги.

      Его вахтерская комната была обставлена по последнему слову техники: широкий стол и стена со множеством мониторов для просмотра каждого этажа и каждого закоулка. Задняя стена увешана ключами от офисов, работники по старой привычке доверяли ключи от своих контор этому старичку, который пользовался неизменным доверием и был щепетилен и порядочен в любой мелочи. Чуть в стороне стояло шикарное компьютерное кресло с высокой кожаной спинкой и такими же удобными подлокотниками. Но Иван Палыч никогда не садился в него, приговаривая: «Куда нам, чай, не бары – на диванах рассиживаться. Мы люди маленькие, нам и табуреточка в самый раз».

      Мониторы его тоже не сильно занимали – что там может случиться, отродясь не происходило ничего неподобающего. Ну снуют туда-сюда людишки из кабинета в кабинет да в курилку. Если что и случится из ряда вон – так на то есть записи. Но, как говорится, «Бог миловал». И дядя Ваня, он же Иван Павлович Стороженко, спокойно читал газеты, разгадывал кроссворды и становился год от года, как старый коньяк, только крепче.

      Однако, несмотря на солидный возраст, ушки он держал всегда навостренными, а глаза – открытыми, все подмечал и сопоставлял, все анализировал и выдавал свой вердикт. На любое событие или новость у него было свое видение, но ему хватало ума не выпячивать свое мнение и не лезть с советами туда, куда его не просят. Может, поэтому его и любили и уважали за это.

      Пару лет назад его жена Клавдия попала под машину, когда переходила улицу, спеша домой с базара, где приобрела на распродаже теплые носочки из натуральной овечьей шерсти да пару куриных бедрышек. Она так спешила домой, чтобы приготовить мужу курочку по новому рецепту, который только что узнала от торговки, что не заметила машину, которая, не сбавляя скорости, вылетела на пешеходный переход. Как потом выяснилось, водитель – местный чиновник, был изрядно пьян, возвращаясь с очередного банкета, устроенного по поводу открытия нового торгового центра, где он имел свой интерес. Дело замяли, списав на то, что чиновник много работает на благо города и заснул за рулем – сказались бессонные ночи.

      Перед вдовцом никто даже не извинился, посчитав никому не известного старика недостойным внимания. Стороженко вызвали в местное отделение полиции, сунули бумагу для подписи, что он не имеет претензий, и вручили ту злополучную сумку с носками и окорочками. Он вышел на улицу из участка, где его промурыжили больше трех часов, заставляя читать подложные протоколы, показания несуществующих свидетелей и прочую ерунду, в глазах его стояли слезы и не столько от потери супруги, с которой он душа в душу прожил около сорока лет, сколько от обиды и унижения.

      Люди, узнав о его горе, всячески старались поддержать старика – кто добрым словом, кто просто сочувственно кивал головой в знак приветствия и молча проходил мимо, не приставая с расспросами.

      Местную достопримечательность все старались подкормить – кто пирожками, кто беляшами, а кто и чего покрепче предлагал. Но дядя Ваня к этому был очень строг – на работе ни-ни. Он ничего не придумал лучше, как занять все свое свободное время работой. Он нес вахту в одиночестве, не принимая сменщиков. И когда хозяин центра намекнул ему