Яков Григорий Канович
Все книги издательства Яков Григорий КановичИ нет рабам рая
Роман «И нет рабам рая» является как бы продолжением романа «Слёзы и молитвы дураков», только в более поздних обстоятельствах. Через судьбу главного героя – присяжного поверенного Мирона Дорского, отрекшегося от своего народа, автор прослеживает тернистый путь человека от приспособленца и дезертира из стана гонимых в стан правящих, а затем – к защите своего угнетённого рода-племени.
Cон об исчезнувшем Иерусалиме
Златоглавый Иерусалим на холмах, благодаренье Господу, не исчез и пребудет вовеки. Исчез другой Иерусалим – Северный, в Вильне, в колыбели и святыне литовского еврейства, в городе мудрецов и страдальцев за веру праотцев; в городе, по крышам которого когда-то по ночам ангелы-хранители расхаживали, как кошки, и кошки – как ангелы…
Местечковый романс
«Местечковый романс» – роман автобиографический, недолгое путешествие в детство, в страну добрых, примечательных людей. Это – бабушка Роха, мать Хенка, отец Шлеймке, деды, дядья и соседи – литовцы, поляки и русские, жившие когда-то в небольшом местечке Ионава в мире и согласии, пока устоявшийся веками уклад не порушил и не потопил в крови Холокост. «Местечковый романс» – своеобразный реквием по довоенному еврейскому местечку, по целой планете, столетиями вертевшейся до своей гибели вокруг скупого литовского солнца.
Очарованье сатаны
«Очарованье сатаны» – безжалостное, но не жестокое повествование о гибели еврейского местечка Мишкине, о том, как рвутся вековые нити, соединяющие жизни разных людей. Это роман о том времени, когда, по выражению одного из действующих лиц, дьявол расплачивается наличными, а Господь Бог – библейскими заветами, и когда на еврейских кладбищах мёртвые боятся воскреснуть, опасаясь, что за ними придут…
Свет немеркнущей печали
«Я знал, что делать мне там нечего, и тем не менее, захлестнутый чувством непонятной, время от времени доскребывавшей душу тоски то ли по далекому детству, еще шумящему в застуженной памяти, как зеленеющее дерево, то ли по угасшей мальчишеской любви, когда-то одарившей меня своим великодушным сиянием и промелькнувшей, как чистая утренняя звезда на подшитом голубоватым бархатом небосклоне, то ли по чему-то другому, не нареченному, я купил билет на ночной поезд и отправился в родное местечко, в котором, кроме его названия, уже вроде бы ничего – ни реку, ни прибрежные ракиты, ни даже небо – родным назвать нельзя было…»
Йосл Гордин, везунчик
«Для всех жильцов нашего двора на проспекте Сталина осталось загадкой, как пятикомнатное жилище адвоката Мечислава Авруцкого, не пожелавшего, видно, выступать в наспех учрежденных народных судах защитником рядовых, безденежных трудящихся, обиженных новыми властями, превратилась в коммунальную квартиру…»
В антракте – смерть
«Господи, каким я был в ту пору счастливым и беспечным! Город еще лежал в страшных руинах, его каменные мостовые, по которым когда-то величаво цокали копытами холеные кони князя Витаутаса, остывали от пламени пожаров; вечный скиталец – ветер ворошил пепел сожженных дотла домов на осиротевших улицах и обвевал по всей Литве прах моих семнадцатилетних сверстников, убитых под родным небом. Роковые, оглушенные траурным вороньим карканьем ямы, лысые овраги медленно и тяжко зарастали застенчивой послевоенной травой…»
Облако под названием Литва
«Повитуха Шифра Арнштам, которую в местечке, смешав идиш с русским, звали Шифра ди глаза , лелеяла заветную мечту – еще при жизни дождаться того счастливого часа, когда ее единственный внук Рафаэль отправится в Тельшяй, поступит в тамошнюю ешиву, славившуюся не только в Литве, но далеко за ее пределами, и со временем с божьей помощью станет местечковым раввином…»
Менахем-цыган
«Каждой осенью, в короткие, поминальные по мужскому лету дни в притихший, обморочный Йонамиестис на старых повозках, заляпанных сдобной дорожной грязью, приезжали бог весть откуда (то ли из Белостока, то ли из Кенигсберга) незваные гости – цыгане…»
Лейзер-Довид, птицелов
«Был у сапожника Ханаана Мергашильского сводный брат – Лейзер-Довид, занимавшийся малодоходным в здешних краях и необычным для еврея делом – птицеловством…»