Мизеракль. Марина и Сергей Дяченко

и что, мол, юная дева, да хоть с мешком золота, да хоть среди улицы может ночевать, и никто не тронет… Хоть и говорят все это и пишут на вывесках у входа в королевство – а все-таки доверия нет. Чужие места, чужие люди, чужой неприятный выговор знакомых слов. Грязная харчевня. Наверное, еще и клопы в матрацах. Знаем мы…

      Сыр остался поболтать с хозяином – Доминика поощряла. Пусть почешут языки, может, и просочится сквозь ворох болтовни что-нибудь небесполезное. Нижа тем временем поднялась наверх, взбивать перины, готовить комнату.

      Доминику шатало от усталости, и вина, наверное, не стоило пить. Весь день в трясучей карете, обедали на ходу… И, конечно, от вина разморило. Ступеньки высокие, темно и воняет жиром. Рука скользнула по перилам, брезгливо отдернулась – липко…

      Вот тут-то из темноты и выступил тот, в капюшоне.

      Закричать?

      Темный коридор, лестница, внизу гудят пьяные голоса. Где-то там, в глубине дома, в переплетении коридоров – Нижа с ее перинами. Нижа не поможет, а Сыр не услышит…

      – Я напугал вас?

      Доминика не видела его лица. Только силуэт: в глубине коридора горел фонарь.

      – Госпожа, у меня к вам очень важный и очень короткий разговор. Подойдемте к свету.

      Незнакомец отступил в глубь коридора, остановился под фонарем, тогда она впервые увидела его лицо – широкие скулы, длинный узкий рот. Шрам на лбу. «Фазаньи лапки» вокруг глаз. Сколько ему лет?

      – Прошу вас…

      Она повиновалась, как завороженная.

      Незнакомец вежливо, но решительно взялся за край ее плаща. Рванул подкладку – так, что нитки не выдержали. Тр-ресь…

      Под подкладкой что-то было. Доминика, как ни было ей страшно, все-таки присмотрелась; на изнанке плаща обнаружилась вышивка размером с крупную монету. Огромная вошь. Золотыми нитками.

      Не паниковать. Соблюдать достоинство. Достоинство прежде всего…

      Ломкими пальцами отстегнула застежку. Плащ тяжело свалился на пол, лег к ногам, сразу же сделавшись похожим на падаль.

      – Это, конечно, не мое дело, – сказал незнакомец. – Но лучше сжечь.

      – Да, – сказала Доминика.

      Плащ купили неделю назад, когда в карете поломалась ось, и пришлось тащиться под дождем до ближайшей деревеньки. Доминика в тот день вымокла, как крыса, полы старого плаща сделались тяжелыми от налипшей грязи, и очень кстати пришлось предложение портного купить у него совершенно новый, подходящий по размеру…

      Потом уже оказалось, что плащ ношеный, но возвращаться назад и разыскивать портного не стали.

      – Мое почтение, госпожа.

      Он поклонился и ушел в темноту. Доминика осталась стоять, и тяжелый ключ, висевший у нее на шее на цепочке, подпрыгивал в такт биению сердца.

      Прошло минуты две, прежде чем она смогла крикнуть:

      – Нижа!

      Молчание. Доминика попыталась вспомнить номер отведенной ей комнаты. Три? Или пять?

      – Ни-жа!

      Скрип несмазанных петель. Несносная гостиница. Наверняка клопы в матрасах…

      – Госпожа изволили звать?

      Нижин длинный и бледный нос вопросительно торчал из приоткрытой двери. Тень служанки падала наружу – угловатая, настороженная тень.

      – Возьми вот это. – Доминика трясущимся пальцем ткнула в лежащий на полу плащ. – Сожги.

      И, не слушая возражений, шагнула через высокий деревянный порог – в комнату.

      Пахло свежей соломой. Нет здесь никаких перин, и слава Небу; соломенный тюфяк, полотняная постель, простое, даже бедное убранство. Чисто. Огонек в маленькой печке. Доминика тяжело опустилась на табурет.

      В дверях встала Нижа с плащом в руках:

      – Госпожа! Зачем сжигать? Может, мне отдадите, если, это… опротивел он вам или как?

      Доминика облизнула сухие губы. Именно сейчас у нее не было сил на объяснения.

      – Отнеси. К себе. Сожги. В печке. Проверю.

      Нижа засопела, как ветер в печной трубе. Ни слова не говоря, закрыла дверь.

      Доминика обняла себя за плечи.

      Кто он? Наверняка маг. Разумеется. Может быть, он сам из тех, что шьют эти плащи… Хотя нет. Говорят, что золотых вшей, а также пауков и жаб вышивают исключительно женщины-ведьмы, да не всякие, а те, что живут по триста лет под землей, доят древесные корни, свисающие с потолка в их пещерах, и пьют зеленое молоко, а кто спилит доеное дерево и сделает из него хоть дом, хоть стол, хоть даже свистульку – занеможет и сляжет, и после смерти сам превратится в жабу…

      Доминика перевела дыхание. Зачем незнакомому магу предупреждать ее насчет плаща с меткой? «Не мое дело…» Это точно. Не его дело. Пожалел? Ой, не верится, здесь никто никого просто так не жалеет. Тем более маг. Завтра, стало быть, подкатится снова – за вами, госпожа, должо-ок…

      Она решила ни за что, ни при каких обстоятельствах не заговаривать больше с лохматым колдуном. Она не просила его о помощи – стало быть, ничем не обязана. Хотя,